Джон Грин - Черепахи – и нет им конца

– Не подумай ничего такого, – сказал Дэвис. – Неделя выдалась тяжелая.

– По-моему, Железный человек – не такой уж и супергер…

– Ты разбиваешь мне сердце, Аза. Видишь, вон там Сатурн?

Он указал фигуркой на небо и стал объяснять, чем различаются планеты и звезды, как отыскать созвездия. А потом сказал, что наша галактика – большая спираль, как и многие другие.

– Все видимые нам звезды находятся в этой спирали. Она огромна.

– И у нее есть центр?

– Да. Вся галактика вращается вокруг сверхмассивной черной дыры, но очень медленно. Чтобы совершить полный круг, Солнечной системе нужно двести двадцать пять миллионов земных лет.

Мне хотелось узнать, бесконечны ли спирали галактики, Дэвис сказал, что нет, а потом спросил про мои спирали.

Я рассказала про математика Курта Гёделя, который очень боялся, что его отравят, и поэтому ел только пищу, которую приготовила его жена. Однажды она заболела, ее положили в больницу, и Гёдель перестал есть. Он, должно быть, понимал, что вероятность погибнуть от голода выше, чем от яда, но заставить себя никак не мог и умер. В семьдесят один год. Он семьдесят один год жил с демоном, и под конец тот его все-таки одолел.

Дэвис спросил:

– Ты боишься, что подобное случится и с тобой?

– Так странно, когда понимаешь, что ты сумасшедший, а поделать с этим ничего не можешь. Ты не думаешь, что ты нормальный. Знаешь, что есть проблема, но не находишь решения. Потому что ты неуверен. Если ты Гёдель, ты не можешь сказать наверняка, что еда не отравлена.

– Ты боишься, что такое случится с тобой? – повторил он.

– Я много чего боюсь.

Мы говорили так долго, что звезды, которые были прямо над нами, уплыли в сторону. Наконец Дэвис спросил:

– Хочешь искупаться?

– Холодно.

– Вода подогревается.

Он встал, стянул рубашку и джинсы. Приятно было смотреть, как он раздевается. Мне нравилось его худое тело – небольшие, но рельефные мышцы спины, ноги, покрытые мурашками. Он поежился и прыгнул в воду.

– Великолепно!

– У меня купальника нет, – сказала я.

– Ну, если у тебя есть бюстгальтер и трусики, то это практически бикини.

Я засмеялась и сняла пальто, встала.

– Отвернись, пожалуйста.

Дэвис стал смотреть на тускло освещенный террариум, где в своем искусственном лесу скрывалась будущая миллиардерша.

Я разделась. Было стыдно, будто я стою нагишом, но я все же опустила руки и сказала:

– Все, можешь смотреть.

Я скользнула в тепло бассейна. Под водой Дэвис положил руки мне на талию, но целовать не стал.

За спиной у него был террариум, и когда мои глаза привыкли в темноте, я разглядела на ветке туатару – она смотрела на нас одним красно-черным глазом.

– Туа наблюдает, – заметила я.

– Вот извращенка, – ответил Дэвис и обернулся.

Зеленую шкурку туатары покрывал какой-то желтый мох. Она дышала, приоткрыв рот, и я видела ее зубы. Ящерица вдруг махнула миниатюрным крокодильим хвостом. Дэвис вздрогнул, прижался ко мне и рассмеялся.

– Ненавижу эту зверюгу, – сказал он.

Как только мы вылезли, сразу окоченели. Полотенец не было, и мы бросились в дом, схватив одежду. Ноа по-прежнему играл в компьютерную игру на диване. Я проскочила мимо него, взбежала по мраморным ступеням.

Мы оделись и пошли в комнату Дэвиса. Он поставил Железного человека на столик у кровати, а потом стал показывать мне, как работает телескоп. Ввел координаты в пульт дистанционного управления, и труба сама повернулась. Дэвис посмотрел в окуляр, уступил мне место.

– Тау Кита, – сказал он. Я видела лишь черноту и дрожащий белый диск. – От нас до нее двенадцать световых лет. Она похожа на Солнце, только меньше. Вокруг вращаются две планеты, и на них, возможно, есть жизнь. А может, и нет. Эта звезда – моя любимая.

Сначала я не понимала, что в ней особенного – просто кружок, такой же, как все остальные. Но потом Дэвис объяснил.

– Мне нравится смотреть на нее и думать, как свет Солнца выглядит для кого-то, кто живет в системе Тау. Сейчас они видят свет, который покинул нас двенадцать лет назад – моей маме в нем осталось жить три года. Наш дом только построили, мои родители все время спорят, как поставить мебель на кухне. А мы с тобой еще дети. Самое лучшее и самое худшее еще впереди.

– Лучшее и худшее у нас до сих пор впереди, – возразила я.

– От души надеюсь, что самое худшее я пережил.

Я перестала смотреть на звезду с ее двенадцатилетним светом и взглянула на Дэвиса. Взяла за руку. Хотела сказать, что люблю его, но сомневалась – так ли это на самом деле? Наши сердца разбились в одних и тех же местах. Похоже на любовь, но, пожалуй, не совсем она.