Лидия Ульянова: Здесь и сейчас

Прожить Верину жизнь лучше, чем это она сама бы сделала. Все эти годы, каждый день я стараюсь делать так, чтобы Вера могла мной гордиться. Все свои поступки я как будто примеряю на нее: что бы она сделала в такой ситуации? Так и поступаю, раньше часто получалось вразрез с собственными представлениями о правильном выборе…

— Да это же кошмар! Это же натуральное раздвоение личности, — в ужасе перебила я.

— Ничего, я привыкла. Не жалей меня, не надо. Я давно не раздваиваюсь, я живу только этой жизнью. Я давным-давно раз и навсегда запретила себе быть Надей, Надя и в самом деле умерла.

Я растерялась. Еще недавно жаждала мести, расправы и справедливого наказания, а теперь растерялась.

— А как же живопись? Ты же не могла существовать без рисунков. Тебе проще было нарисовать, чем объяснить словами.

— Умерла Надя, умерла и живопись. Моя жизнь вышла неплохой, меня устраивает. У меня отличная работа, репутация, авторитет. Господь свидетель, но я совершенно искренне все это люблю! Люблю собак, кошек, книжки читать люблю, природу люблю, одиночество. Разве могла себе это представить?

— А где твой муж? — не могла не поинтересоваться я, пусть это и неприлично — лезть в чужую жизнь. Ко мне не относится, я и так залезла дальше некуда.

— Муж? Объелся груш!

— Как? — Я не поняла. — Умер от кишечной инфекции, вызванной фруктами? Извини…

Но вместо того, чтобы принять соболезнования, она расхохоталась мне в лицо.

— Побойся Бога, жив и здоров! — Надя помахала рукой перед лицом. — Это просто такое выражение, забыла? Оно означает, что муж ушел. Он хотел детей, а я не могла их родить. Спасибо Моне. Я же с ним спала, а потом залетела и сделала аборт, неудачно. Поэтому мой муж долго мучился, а несколько лет назад не выдержал и женился на секретарше, которая родить смогла. Так что я осталась одна любить кошек и собак. Как старая дева…

Ее слова оборвал резкий звонок, прозвучавший в полутемной тихой кухне как набат. Непрекращающийся, настойчивый, упорный звук, возвращающий нас в реальность.

— Кого это несет? — Надино удивление было недовольным, она медлила с тем, чтобы пойти и открыть входную дверь.

Неужели это Клаус с подмогой? Неужели я дождалась? Неужели спасена? Но почему тогда я не испытываю радости? Больше всего мне хотелось сейчас схватить ее за руку и не пустить, ведь так много еще не сказано, не договорено, не узнано. Через минуту наступит черед правосудия, и я не смогу больше рассчитывать на ее искренность.

Как она сказала? Надя умерла, осталась только Вера?..

Я не остановила ее, не взяла за руку. Могла, хотела, но не сделала этого. Надежда Николаевна, пригладив руками волосы, проведя ладонями по усталому лицу, вышла в прихожую, нажала кнопку домофона. Я несмело поплелась следом.

— Откройте, полиция! — раздался из переговорного устройства требовательный, официальный баритон. На экране высветилась нечеткая черно-белая картинка: трое мужчин на фоне полицейской машины, причем двое из них показались мне знакомыми. Радости я, к собственному удивлению, не испытала.

Надежда Николаевна обернулась, бросив на меня многозначительный взгляд, смысл которого был понятен и без слов: «Добилась своего, маленькая немецкая стукачка? Поздравляю!» Она не пыталась отмалчиваться, строить баррикады, требовать выкупа за мою скромную персону, просто нажала на кнопку, открывающую ворота. Мужчины прошли к дому, машина заехала внутрь.

Совсем скоро на пороге нарисовались Клаус, Павел и хозяин баритона в зимней полицейской форме. Не было никаких резких движений, выстрелов, криков «Все на пол! Руки за голову!», полицейский поздоровался с Надей, как со старой знакомой, она вполне приветливо ответила, пригласила войти. Клаус сверлил меня взглядом и выглядел мрачнее тучи. Павел с интересом рассматривал интерьер.

— Познакомьтесь, пожалуйста, — представил спутников блюститель закона, — господин Клаус Амелунг из Германии, господин Павел Моисеенко.

— Вера Николаевна Арихина, — отозвалась хозяйка. Она прекрасно владела собой, даже голос ни разу не дрогнул.

— Вера Арихина? Та самая? — живо откликнулся Павел, проявляя явный интерес.

— Смотря что вы имеете в виду, — спокойно откликнулась хозяйка и дежурно улыбнулась.

— Вы ведь ветеринарный врач, не так ли? Мы лечились у вас в прошлом году. Пользуясь случаем, хочу еще раз выразить свою благодарность…

По мне, так встреча напоминала великосветский раут, а не освобождение заложника.