Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

– Скажите вашей, пусть пройдётся по кабинету, – попросил он хозяина.

Тот перевёл просьбу, Керстин вскочила с кушетки – высокая, хрупкая – задиристо улыбнулась Власову, промокая салфеткой промежность. Держа салфетку двумя пальцами, небрежно взмахнула ею и отбросила, расставила ноги, двинула вперёд пахом. Кунка у неё была пухлогубая и при худых ляжках особенно выделялась. Андрей Андреевич с хрипотцой хихикнул и, причмокнув, воскликнул:

– Какой беляш!

Керстин мелкими шажками приблизилась к оттоманке, присела на корточки, довольно глядя, как он, подавшись к ней, рассматривает сквозь очки её зев. Вскочив, она повернулась к нему попкой, шагнула к Лонгину, вернулась, прошла в одну сторону кабинета, в другую, озорно перекашивая таз, так что ягодицы поочерёдно подскакивали, будто на весах.

– Стрекозёл! Так называется этот тип, – промолвил сахарным тоном Власов. – Видите, до чего легко поднимается на цыпочки, как пружинисто покидывает задик! как поворачивается! И эта походочка с перекосиками! Поменяемся?

Беттина отправилась на кушетку к Лонгину, а женщина-стрекозёл прилегла на постель к Андрею Андреевичу, уткнувшись носом в его грудь. Он прижал ладонью вертлявую попку, однако от продолжения отвлёк голос молодого человека, которому приелись телесные утехи:

– Если будет по-вашему, у вас под командованием окажется русская армия в полтора миллиона…

– Друг мой, вы необыкновенно милы, – Власов усмехнулся, – но всё же этого недостаточно, чтобы получать ответы на подобные вопросы.

– Мне кажется, вы мне уже ответили. Не сказали того, чего не хотели сказать.

– То есть вы, как немцы, считаете, что я возьму их за горло, как только у меня окажется армия, или просто перейду к Сталину, – сказал Власов брюзгливо, как говорят о надоевшем.

Лонгин обезоруживающе улыбнулся, и Андрей Андреевич пожелал, чтобы прошлась Беттина. Нагая женщина поднялась с кушетки, завела руки на затылок, чувственно потягиваясь. Плавно переступая по кабинету, она замирала, прогибала спину, то упирая ладони в ягодицы, то приподнимая ладонями груди.

Генерал, словно находясь в другой комнате, произнёс патетически:

– Я могу служить только русскому народу, который уже двадцать пять лет, с семнадцатого года, ведёт неравную борьбу против большевизма!

«Вещает тот, кто в восемнадцатом вступил добровольцем в Красную Армию!» – мысленно продолжил молодой человек, едва не захлопав в ладоши.

Андрей Андреевич, следя за Беттиной, которая, пройдя перед ним, повернула назад, отметил:

– Тип – английский дог.

Лонгин хмыкнул. Голая рослая немка с её сумрачной вкрадчивостью движений в самом деле напоминала дога.

Андрей Андреевич нехотя слушал голос молодого хозяина:

– Мне хочется понять, как вы объясняете вашу позицию немцам и как объясните до конца мне – русскому.

– Я не боюсь доносов. Наша идея – это политическая свобода и права человека! У нас та же цель, которая была у великих борцов за свободу: у Джорджа Вашингтона, у Бенджамена Франклина, – произнёс лежащий на оттоманке Власов.

Нагая Керстин, прилёгшая на него, лизнула его грудь, меж тем как Лонгин заметил про себя: ну да, куда же без Америки? Не отметая марксизм, и демократии отвесим низкий поклон. Заполучим любовь пленных и всех недовольных как немцами, так и Сталиным, встанем во главе собственных вооружённых сил. И, держа Германию за горло, будем стараться выиграть как можно больше у американцев, у англичан, у Сталина.

Керстин, возбуждаясь, заелозила на мужчине, требуя, чтобы Лонгин перевёл ему:

– Zumf! (Щипай!)

Она укусила Андрею Андреевичу сосок, приподнялась и, двигая задом, приноровилась, обеими руками направила елдак себе в щель и уселась на него.

– Zumf! Zumf!

Он стал щипать её попку, которая заходила по горизонтали, затем принялся подкидывать женщину, сильными бросками отрывая от постели свой зад.

Беттина, глядя на них, легла рядом с Лонгином; поддаваясь волнению, она прижималась к нему, усеивала поцелуями его тело атлета. Он отвечал с ленцой и, думая, что угадал, какую позу она предложит, вдруг увидел иную: она встала на четвереньки, тут же прильнула к постели грудями и щекой, вытянув вперёд руки и круто вздыбив попу…

Когда стихли стоны одной и другой женщины, растянувшийся на оттоманке во всю длину своего роста нагой мужчина в очках промолвил:

– Перечитайте «Тараса Бульбу». То, что вам не понравилось в моих объяснениях, идёт от души усатого запорожца. Но мне невероятно близок Андрий, всё отдавший за ласки прекрасной панночки, которая есть сама жизнь. Судьба его трагична, но я – Андрий.