Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

– Вот вам моя идейно-политическая позиция! – не без важности произнёс Андрей Андреевич.

«Да, но где же ответ на мой вопрос?» – сказал себе Лонгин.

– Против Сталина уже воюют сотни тысяч русских, – напомнил он, имея в виду не только роты и батальоны из вчерашних красноармейцев, но и то, что какое-то их количество имелось почти в каждом германском полку.

Глаза гостя за стёклами очков похолодели:

– Это наёмники, состоящие на германской службе!

Лонгин несколько озадачился:

– Меня восхитило, когда я узнал, что мобилизованные германские солдаты получают жалование. Чего же плохого в том, что его получают и русские в германской форме?

– Германские солдаты выполняют свой долг, воюя за Германию! – разделяя слова, произнёс повышенным тоном Власов. – Как можно не видеть разницу?

Гость и хозяин сидели друг против друга за накрытым столом, думая, о чём у них спор.

– Вы говорили, – промолвил с видом истой любезности хозяин, – что вы сами и многие военные понимали антинародность режима, сочувствовали разорённому и угнетённому крестьянству... Немудрено, что и другие понимали и потому пошли воевать. Так почему они – наёмники?

– Перестаньте! – раздражённо бросил Власов. – Вы прекрасно понимаете. Для человека – родина, государство, законы есть данность! Если каждый станет определять, каков режим и нужно ли выполнять долг, всегда найдётся предлог уклониться от долга... У этого увели корову, у того раскулачили родню, у третьего... словом, будет дурно пахнущая отсебятина, сведение счётов.

– Но это же так естественно, – заметил Лонгин непроницаемо.

– Это естественно, как естественны пороки, себялюбие и всё доморощенное. – Андрей Андреевич выпил, закусил и воодушевлённо продолжил: – Военный, да и гражданин вообще – это, прежде всего, обязанности. Нарушить присягу можно только ради более или менее признанных принципов.

«Более или менее… вы очаровательны!» – мысленно воскликнул Лонгин.

Власов поделился:

– Даже немцы, когда я им рассказывал, что творил со своими Сталин, называли это преступлениями и не сомневались – с ним надо бороться.

– А с Гитлером? – ввернул молодой человек. – Вы их не спрашивали?

– А вы? – и Власов с заразительным добродушием расхохотался.

Лонгин, которому ничего не оставалось, как хохотать вместе с ним, наконец кашлянул и сообщил, что читал листовки с обращением генерала к Красной Армии: Сталин, его присные осуждались резко, доходчиво.

Власов кивнул.

– Но призыва переходить на сторону неприятеля там не было! – сказал он довольно.

– Действительно, не было, – вспомнил молодой человек и полюбопытствовал: – Почему? Вы посчитали, что не откликнутся?

– То есть как? – обиделся генерал. – Откликнулись уже и на такое воззвание, без призыва! Число перебежчиков выросло. Оно увеличивается – это вам немцы подтвердят. Но надо оставить на дальнейшее...

Лонгин, как бы в усилии понять, неопределённо хмыкнул. Власов стал разъяснять:

– Немцы должны упираться лбом в условие – обращаться к Красной Армии может только русское национальное правительство!

«Браво! – мысленно вскричал Лонгин и заключил: – А не попади он в плен, и не было бы такого великолепного Андрея Андреевича!»

Генерал многозначительно поведал, что немало высокопоставленных немцев поддерживают план создания Русской Освободительной Армии:

– Когда советские солдаты увидят перед собой Русскую Армию, её патриотический лозунг борьбы с антинародным режимом – наступит перелом.

Он нахмурил брови и пожаловался:

– Но Гитлер и кое-кто около него тянут время. Крах под Сталинградом должен бы повлиять, но самые убедительные доводы для них пока ещё неубедительны. Я требую выделения русских подразделений из германских частей и сведения их в русские национальные дивизии: они должны быть не под германским, а под нашим командованием. Я настаиваю на учёте всех русских добровольцев и передаче их нам, а мне твердят: германские полевые командиры их ценят, это хорошие солдаты, командиры не желают ослабления своих частей.

– Но я знаю своё! В Русской Освободительной Армии окажется до полутора миллионов бойцов! – сказал, как молотком пристукнул Власов.

– А если Гитлер вам не доверяет? Почему вы не ожидаете такого? – спросил молодой хозяин.

– Ожидаю и чего похуже. Ему не может нравиться моё отношение к евреям. В наши программные документы мы не включили и не включим, несмотря на давление, ни слова против евреев. Мы – не антисемиты! Я вообще считаю ненужным скрывать принципы. Мы и марксизм не отметаем огульно.