Орхан Памук - Новая жизнь

Может, так око и есть. В саду ресторана «Вкусная закуска» городка Карачалы я сел под огромным платаном и съел аппетитный, пахнувший тимьяном шашлык с тушеными баклажанами. Легкий ветер, игравший листьями, доносил до меня запах ароматного теста, приятный, как все воспоминания о минутах счастья. В неспокойном городке недалеко от Афьона, название которого я забыл, ноги сами привели меня в кондитерскую, и я опешил, увидев мамашу, гладкую и кругленькую, как сверкающие баночки, заполненные сладостями цвета засушенной розы и цукатами, и я, пораженный, повернулся к кассе. Миниатюрная копия матери, восхитительная красавица лет шестнадцати, скуластая, с крошечными руками, слегка раскосыми глазами, подняла голову от глянцевого журнала, который читала, и радушно улыбнулась, глядя на меня, — так улыбаются эмансипированные женщины-вамп из американских фильмов.

Однажды вечером, когда я ждал автобус на автовокзале, освещенном мягким светом и напоминавшем поэтому спокойную, тихую гостиную роскошного дома в Стамбуле, я играл с тремя приятелями, офицерами запаса, в карточную игру «Шах в недоумении», придуманную ими же. Они вырезали карты из картонной упаковки от сигарет «Йенидже» и нарисовали на них шахов, драконов, султанов, джиннов, влюбленных и ангелов; ангел приравнивался к джокеру; и ангелы — ангелы в женском обличил, — судя по их дружелюбным насмешкам друг над другом, были вполне реальными, земными, — они нарисовали кто соседку, кто единственную любовь своей юности или звезду турецких фильмов, кто певицу кабаре — частую гостью фривольных фантазий, что в основном практиковал самый веселый из них. Четвертого ангела они предоставили рисовать мне и не спросили, кого я изобразил, — так поступают тактичные и внимательные друзья.

Но один момент счастья, свидетелем которого я стал, причинил мне сильную боль. Я все пытался убежать от «часов» в плащах — воплощения зла, преследовавшего меня на автовокзалах, на городских площадях, в закусочных на стоянках, я слушал вранье обиженных доносчиков и разыскивал среди многочисленных Мехмедов того единственного, который был нужен мне (все Мехмеды, конечно же, забились в дальние углы, за запертую дверь, за забор с колючей проволокой, за стену, увитую плющом, — пути к ним были трудны и извилисты).

Я был в дороге пятый день. Я выпил ракы из чайного стаканчика, которой меня угостил издатель «Свободной газеты Чорума», чтобы я смог лучше понять его стихи. Я узнал, что он больше не будет публиковать отрывки из книги в рубрике «Семья и дом», так как он понял, что это не поможет решению проблем строительства железных дорог и прокладки путей из Чорума в Амасью. В следующем городе, проискав адрес шесть часов кряду, я с гневом обнаружил, что обиженный торговец донес на несуществующего читателя и поселил его на несуществующей улице лишь для того, чтобы вытянуть деньги у Доктора Нарина. И я сбежал в Амасью, где из-за скалистых, обрывистых гор, окружавших город с двух сторон, рано наступал вечер. Мехмедов в моем списке осталась ровно половина, результата не было, а у меня тряслись коленки, когда я представлял себе больную Джанан в постели. Тогда я решил сесть на первый же автобус в сторону Черного моря сразу после того, как схожу по тому или иному адресу, спрошу о своем армейском друге и удостоверюсь в том, что он — не тот, кто мне нужен.

Я перешел мост над Зеленой рекой — она была не зеленой, а мутной — и попал в квартал, расположенный под выдолбленными в отвесных скалах могилами. Старые и вычурные особняки свидетельствовали о том, что некогда жившие здесь люди — паши или землевладельцы — знавали лучшие времена. Я постучал в дверь одного из особняков, спросил о своем товарище по армии; мне сказали, что он катается на машине, но пригласили войти. Так я стал свидетелем счастливой семейной жизни:

1. Отец семейства, адвокат, бесплатно занимавшийся делами бедняков, провожал до дверей грустного подзащитного, чьи беды его страшно огорчали; взяв из шикарного книжного шкафа том по юриспруденции, он уселся читать. 2. Когда мать семейства, знавшая о моем деле, представила меня задумчивому отцу, сестре с озорным взглядом, бабушке, носившей очки от дальнозоркости, и маленькому братику, рассматривавшему коллекцию марок серии «Наша страна», все разволновались и обрадовались, проявив то истинно турецкое гостеприимство, о котором часто пишут западные путешественники. 3. Мать с озорницей девочкой вежливо расспросили меня о том о сем, пока в духовке разогревался ароматный пирог, испеченный тетей Сювейде, а потом стали обсуждать роман Андре Моруа «Любовь в изгнании». 4. Их трудолюбивый сын Мехмед, весь день работавший в яблоневом саду, честно сказал мне, что совершенно не помнит меня, но стал старательно искать общие темы для разговора. Так мы смогли обсудить урон, который нанесли нашему государству отказ от строительства железных дорог и отсутствие стимулирующих факторов создания кооперативов в деревне.