Энни Прул - Горбатая гора

Скроуп не очень удивился, увидев у себя во дворе фургон Джона Вренча с открытой кабиной, и, с учетом этого факта, не очень удивился, увидев и хозяина фургона в койке, работающего по-ударному, по-ковбойски. Он услышал, как его жена говорит: «Еще, еще, давай, не останавливайся!» — а потом она увидела его. Скроуп ничего не сказал, вышел, отправился на кухню и хлебнул виски. При этом он слышал, как за стенкой всхлипывает Джери, а Джон Вренч одевается и спускается по лестнице. И еще он слышал, как Вренч говорит ему через дверь: «Кар, это не то, что ты подумал».

Скроуп сперва ничего особенного не почувствовал. Это уже потом он, ощущая жгучие приступы обиды, сглатывал жгучую кислоту ревности. Однако Джери, охваченная огненным чувством вины, объявила, что все кончено, и завопила о разводе. Скроуп сказал, что это бред. Через полчаса после того, как он вошел в спальню, он и не думал, что все кончено: так, ухаб на дороге — миновать его и идти дальше! Его голубые глаза наполнились слезами. Скроуп хотел сказать жене, что во всем виноват только Джон Вренч. Ничего особенного, хотел сказать он и не мог, я ведь тоже пару раз ходил на сторону. Но что бы это дало? Скроуп подумал, что ничего не надо менять, еще не зная, что так или иначе боли все равно не избежать; так ракета-разведчик сама обнаружит радиоактивное ядро.

— Давай все обсудим, — говорил он. — Давай отъедем куда-нибудь и все обсудим. — При этом Скроуп быстро и жадно хлебал виски, так что весь ворот его рубашки промок, и в конце концов он все-таки затащил жену в фургон, однако все, что он мог ей сказать, было: «Давай поговорим», а все, что она могла на это ответить, было: «Давай разведемся». Дальше этого супруги не продвинулись. А потом они вдруг каким-то образом съехали с автомобильного моста, колеса закрутились в воздухе, и Скроуп с хрустом свалился в какое-то полное боли пространство величиной с гулькин нос, а Джери тщетно звала мужа на помощь.

К тому времени, как он вышел из госпиталя и стал способен снова держать ложку, она уже переехала в Сигнал и подготовка к разводу шла полным ходом. Дома не осталось ничего от нее, кроме полупустой коробки с тампонами в ванной и пары зимних ботинок в прихожей.

Саттон Маддимэн сам варил пиво в подвале, и в тот день отправился в город за солодом. Он тащился по обочине, и складка его истинно скотоводческих штанов полоскалась на ветру. Он шел мимо компьютерных магазинов, где красовались коробки с устаревшим программным обеспечением, мимо юридических контор с голубыми занавесками. Он остановился напротив окна Баттса и поглядел на шпоры, искусно выложенные на витрине: пара седельных шпор без орнамента с широкими проемами для бедер и остриями, закрепленными под углом в пятнадцать градусов от центра, чистые и функциональные линии; пара девичьих шпор с орнаментом, напоминающим чулок блудницы викторианских времен, и высоким башмаком; шпоры с прямыми бронзовыми остриями, отделанными под турецкий шеврон, с колесиками в форме острых маленьких башмачков. «Славная работа», — подумал Маддимэн. И вошел в лавку, прикинул, что можно было бы подарить Инес на день рождения цепочку для ключей, хотя вообще-то он уже дарил ей это два года назад.

Соур Харольд Баттс стоял за стойкой, читая письмо из Каспера, с пакетиком травяного чая в руке. Маддимэн прошелся вдоль витрины, пропитанной запахами масла, металла, кожи, хибискуса и ванили, и остановился возле шпор с изображением кометы.

— Что желаете? — спросил Баттс.

— Можно поглядеть вот эти? — Баттс оттопырил губу, положил шпоры с кометами на стойку и начал теребить загрубевшим пальцем кончик своего «конского хвоста».

— Довольно мило, — заметил Маддимэн. Он был не прочь поболтать с хозяином. А что это на них изображено?.

— Это комета Хэйл-Боппс. Ох, и много же времени я потратил на эти шпоры — просто спал на столе. Холодно было, но зато я просыпался и работал дальше, — и вот эта штука перед вами. Прекрасная. Ужасная. Как известно, положение Земли в космосе начинает меняться. В нашем мире появляются силы, которые могут устроить железный водоворот, вызвать цунами высотой в полтораста метров. Мы живем в последние времена — да вы и сам небось это чувствуете, — миллениум, масса знамений, войны, ужасные поветрия, штормы и наводнения. Комета была знаком. Я использовал новейшее вращающееся сверло, — специально привез из Каспера, чтобы вырезать это.

Маддимэн посмотрел на цену. Триста — его глаза не ошибаются? Он не предполагал тратить больше двадцати долларов на подарок жене ко дню рождения. Так он и сказал хозяину мастерской. И еще добавил, что читал в газете, будто бы кометы битком набиты разнообразными химическими молекулами и что они — никакие не знаки разрушения, а семена жизни, распространяющейся в космосе.