Эмилиян Станев - Будни и праздники

Он любил поезда, любил вокзалы, запахи дегтя и дыма, ему льстило, что он переносит поездки столь же легко и свободно, сколь тяжело переносит их его жена.

«Если бы она сейчас была здесь, все удовольствие было бы испорчено, — думал он с облегчением. — Дрожала бы за вещи, поминутно дергалась. А тронется поезд — еще того хуже, вплоть до обморока. Наш народ не умеет ездить: тащит за собой столько багажа, что в каждом купе — сущий ад…»

Десев ездил редко. Раз в году, летом, он и его жена. Зорка, отправлялись отдыхать в Трявну, [24] Трявна — небольшой город в Северной Болгарии в предгорьях Стара-Планины. где у них была родня, да еще, бывало, его посылали по службе куда — нибудь в провинцию.

Тогда он испытывал радостное волнение и начинал мечтать о том, как встретит женщину, которую когда-то любил и до сих пор не мог забыть.

Она жила в провинции, в маленьком городишке, где у ее мужа была кирпичная фабрика и две маслобойни. Уже три года — с тех пор как Десев женился, — он собирал о ней сведения и сумел довольно много узнать о ее жизни, ее муже, его доходах. Эти сведения он собирал очень осторожно, опасаясь насмешек сограждан, которые знали о его страстной когда-то любви к ней.

Правда, сведения оказывались очень противоречивыми. По одним данным, Люба жила со своим богатым супругом в неге и роскоши, по другим же — муж был недостойный ее человек — любил выпивать, играл на деньги, заглядывался на чужих жен.

Хорошие вести Десев выслушивал с ревнивой завистью, если не с отчаянием, а плохие — его радовали и поддерживали в нем надежду на то, что в один прекрасный день он встретит Любу и докажет ей, как она ошиблась, отвергнув в свое время его руку и сердце.

Любовь к ней вспыхнула в нем внезапно, в тот день, когда она возвращалась с похорон своей тетки. Он не мог объяснить себе, почему не влюбился в нее раньше, хотя встречал в городе почти ежедневно. Может быть, причина крылась в траурном платье, которое было тогда на девушке, и в ее опечаленном лице.

Она ответила на его пламенные чувства, и влюбленный Десев выглядел таким счастливым, что его коллеги в банке подсмеивались над ним и называли не иначе как влюбленным дуралеем.

В течение полутора лет все вечера они проводили вместе, и весь город знал, что они поженятся. Десев уже строил планы переезда в столицу, чтобы обеспечить там жене счастливую и спокойную жизнь.

Осенью он взял отпуск, чтобы заняться устройством своих дел. Его внутреннее состояние человека, который борется за счастье любимой женщины, придавало ему энергии и смелости. С помощью родных и знакомых он сумел перебраться в столицу и снял там квартиру. Он чувствовал себя настолько счастливым, что мир казался ему прекрасным и каждое желание — осуществимым. Он решил жениться сразу после возвращения, не жалеть денег на обзаведение и устроить пышную и богатую свадьбу. И вдруг его как громом поразила новость, которая ждала его в родном городе. Люба, которую он боготворил, сбежала с каким-то задрипанным маслоделом и уже успела с ним обручиться. Десев плакал, писал ей отчаянные письма, пытался покончить с собой, потом проклял ее, но сердце его не могло успокоиться, и он продолжал все так же любить ее.

Живя в Софии, он стал постепенно забывать «подлую изменницу». Он встретил хорошую и красивую девушку, долго не раздумывая, в том же году женился на ней, словно хотел отомстить таким способом Любе.

Взамен ожидаемого счастья Десев зажил со своей женой тихой, спокойной жизнью. Они любили друг друга бесхитростной и ровной любовью, которая связывает обычно супругов, имеющих общие интересы и сознающих, что им предстоит всю жизнь провести вместе. Зорка оказалась прекрасной женой и хозяйкой. Но от его прежней энергичности не осталось и следа. Он уже ни о чем больше не мечтал и чувствовал себя как приговоренный к легкому наказанию, заранее знающий все, что его ждет.

Но порой, когда ему случалось услышать что-нибудь о Любе, его охватывало волнение, и он становился рассеянным и меланхоличным. Любовь его к этой женщине не умирала. Он чувствовал свою вину перед женой, вину в том, что не любил ее так сильно и так глубоко, как другую. По ночам, лежа рядом с ничего не подозревавшей Зоркой, он вспоминал неповторимые часы, проведенные с Любой, счастливые, невероятно счастливые часы.

Время делало эти воспоминания еще более прекрасными. Желание видеть ее мучило его, как неутолимая жажда. В течение многих бессонных ночей он придумывал бесконечные диалоги с ней. Боль, которую она ему причинила, снова пробуждалась в его душе, как открывается старая, незажившая рана, и его старания вырвать из сердца эту женщину наталкивались не неугасающую любовь к ней.