Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

Несколько дней спустя разыгрался ещё более ожесточённый бой. Шестёрку истребителей в район барража в пункты «М» и «С» вёл сталинский сокол трижды орденоносец Мясников. На прифронтовом фашистском аэродроме «Л» Гвардейцы заметили несколько вражеских истребителей и немедленно ринулись в атаку… Немецкие самолёты взлетели с опозданием, а часть из них навеки осталась на земле. Выйдя из атаки и миновав немецкий аэродром, балтийцы пошли за бомбардировщиками. «Юнкерсы», ожидавшие подхода сопровождающих «Мессеров», приняли наши истребители за свои. Стрелки даже не успели открыть огня, как Гвардейцы ринулись в атаку. Завязался ожесточённый бой 6 советских лётчиков с 8 «Юнкерсами-88», 2 «Мессершмиттами-110» и 8 «Мессершмиттами-109».

Балтийцы рассеяли стервячью армаду, заставили неприцельно сбросить бомбы и нанесли ей большой урон. Один «Юнкерс» рухнул на землю от метких залпов лётчика Бондаренко, другой «Ю-88» сбили Мясников и Каберов. Лётчики Теплов и Терёхин уничтожили «Ме-110», а вся группа сбила ещё 2 «Ме-109Ф»…

Последний день воздушных боёв в эту 10-дневку ознаменовался также победой наших лётчиков. Гвардейцы дрались четвёркой против восьми, шестёркой против десяти и больше самолётов врага. Немецкому коварству и хитрости Гвардейцы противопоставляли хитрость и мастерство своё — большевистское. В бою Гвардейцы используют солнце и облака, всю мощь огня истребителей и своё мастерство.

«Немецкие снайперы очень хорошо стреляли. Я заинтересовался: почему я не могу? Попросил командира роты Львова, тот научил: определение дистанции, учёт силы ветра, влажности воздуха и так далее. В один из дней сел с наблюдателем. Было холодно, немцы бегали, чтоб согреться. Быстро подстрелил с 600 метров шестерых. Подумал: за 2 часа — шестерых, сколько же за день?.. Взял воды, буханку хлеба, на второй день — 16 гитлеровцев. Потом каждый день не меньше 14–15. Всего с того места — 48.

Дистанции по карте заранее расчисляем на 5–6 целей. Интересный способ: ждёшь, когда немец пойдёт по нужде, сядет под кустик — и готово. Говорим: „Подорвался на своей мине“. Тогда они построили гальюн в земле. Испортили всю охоту…»

Пошёл второй год с тех пор, как ненавистные кровавые орды германского империализма вероломно вторглись в пределы нашей родины. Мужественную, стойкую и беспощадную борьбу ведёт с нами наш народ. За это время советские люди совершенно преобразились. Они стали, как никогда, дисциплинированными, подтянутыми, сплочёнными.

На наш завод за период Великой Отечественной войны пришло много новых людей, они с честью заменили товарищей. Прекрасно работает на участке сборки тов. Медведева, выполняющая сменную норму до 367 процентов, и тов. Зюзина, вырабатывающая более трёх норм за смену. Подтянулось в работе и среднее звено. Если в начале войны число не выполняющих норм в цехе, где начальником тов. Горянский, составляло 35 процентов, теперь это число намного уменьшилось…

Знатный машинист Курганского паровозного депо, дважды орденоносец Иван Петрович Блинов на днях вернулся из продолжительной поездки, блестяще выполнив данное ему задание. Тов. Блинов вёл поезд от Кургана до станции Челябинск весом 4600 тонн, и до станции Абдулино — в 2130 тонн. По маршруту Курган — Челябинск — Златоуст — Дема Абдулино через Уральский хребет проведён впервые в истории Южно-Уральской и Куйбышевской дорог тяжеловесный состав.

…Василий шёл по Старице и увидел нечто, похожее на обшарпанную беседку оригинального вида. Мимо проходили малочисленные прохожие, гражданские и военные. Он выбрал женщину постарше, шедшую неспешно, с задумчивым лицом, спросил:

— Не подскажите, что это такое?

— Это? — рассеянно переспросила она. — Часовня Александра Невского, что ли. Не помню. Хотя да, точно, — лицо её посветлело. — Она раньше красивая была! Сама беленькая, а крыша синенькая… — и опять глаза потухли. — Извините, некогда мне, — и ушла уже не так неспешно, почти убежала.

Заброшенная, с отломанной маковкой и проваленной пирамидкой крыши, часовня никак не пробуждала восторга перед полководцем прошлых времён. Этот грустный факт вызвал в душе Василия протест. Он огляделся: с кем бы обсудить? — и увидел старого друга Мирона Семёнова, который, затянутый в портупею, с фотоаппаратом на ремне, переброшенном через плечо, шагал себе мимо. В петлице его шинели была шпала.