Леонид Сергеев - Вперед, безумцы!

— Что ж вы, рыболов, здесь мерзнете, пойдем ко мне (она была первая, кто назвал меня на «вы»).

До этого мы и разговаривали с ней всего два раза. Как-то она посоветовала мне «рыбалить» около тополя над рекой.

— Там спуск к реке — картинка, — сказала, смеясь. — Там окраина поселка и стоит дом дяди Коли. Он чудик-чудной. Зимой с лыжников берет по рублю за катанье на спуске. Говорит, яблони портят.

— Так ему надо платить за рыбалку? — поинтересовался я.

— Не-ет. Рыбаков он уважает… Я тоже рыбаков уважаю, — она хитровански улыбнулась и пожелала мне удачи.

В другой раз я подбирал на гитаре какую-то мелодию и Светлана спросила:

— Что это за песня?

Я ответил, и она восторженно причмокнула:

— Как жаль, что вам так мало лет!

— Не мало, уже семнадцать, — важно сказал я, прибавляя себе лишний год и, усиливая впечатление взрослости, распрямился и надулся. — А что было бы, если б мне стукнуло двадцать?

— У нас был бы жаркий роман, — засмеялась Светлана и убежала в свою постройку.

И вот после этих разговоров (первого пустякового и второго значительного) она сразу зовет к себе, да еще в постель!

Смутно помню, как мы провели ночь; кажется, у нас ничего не получилось. Помню точно — Светлана неистово ласкала меня и я совсем обалдел от ее горячих поцелуев и раскаленного тела.

В тот же вечер я играл на гитаре в саду для жильцов дома — устроил что-то вроде концерта — играл и пел и был в прекрасной музыкальной форме, и имел оглушительный успех, сорвал бурю — да что там! — ураган аплодисментов!

— Здорово играет! Талант! — слышалось со всех сторон.

А ночью, в жарких объятиях Светланы, я слышал еще более приятные слова:

— …Ты самый известный дачник… Рыбы ловишь не меньше наших местных… Играешь на гитаре…

По возвращении в город я написал ей письмо — набор каких-то глупых слов, — и в конце заверил: «…если у нас будет сын, я буду тебе материально помогать». Несомненно, это было порядочно с моей стороны.

В двадцать два года заканчивая институт я женился по-настоящему; женился на сокурснице, которая при случае всегда говорила мне:

— Ты богатый, везучий, известный…

В самом деле, в студенческой среде я слыл богатеем — был обладателем магнитофона и гитары (на них заработал в стройотряде), всегда имел деньги на выпивку, поскольку устроился на кафедру политэкономии, где ни черта не делал — только числился, — а зарплату получал. И слыл везучим — вечно проскакивал на хорошие отметки, пользуясь чужими конспектами, подсказками; прогуливал лекции, но каким-то странным образом мне все сходило с рук. И, разумеется, я был известным (в масштабе института), ведь ни один вечер не обходился без моего бренчания на гитаре.

Сокурсницу звали Лариса. Она ничем не выделялась среди студенток — ни внешностью, ни особыми способностями, — разве только комплиментами в мой адрес; именно поэтому для меня, себялюбца, ее неприметность была ценнее и дороже ярких, броских студенток. Она приехала из глубокой провинции (жила у тетки), но не выглядела какой-то там пастушкой, деревенской дурочкой — была вполне интеллигентной, с ровным и светлым характером, — и главное, повторяю, я постоянно слышал от нее слова одобрения, похвалы, чувствовал огромное понимание, бесконечную симпатию.

Пару раз мы вдвоем ходили в кафе и, помнится, мне нравилось, что Лариса садилась спиной к залу, не как некоторые — садятся так, чтобы все обозревать и пялиться на других мужчин. И понравилось, что попросила проводить ее к телефону, когда ей понадобилось позвонить тетке, не то, что некоторые — разгуливают по заведению, кадрятся. В танце Лариса положила мне руки на плечи, улыбаясь, закачалась в такт музыки; потом спросила:

— Может, ты хочешь о чем-то со мной поговорить?

Я неопределенно пожал плечами, а она, глядя мне прямо в глаза:

— А я хочу тебе сказать, что ты мне очень нравишься. И вовсе не потому, что ты богатый, не думай! Мне нравится, как ты играешь на гитаре, что любишь музыку. Я ее тоже люблю.

Когда мы получили дипломы и Ларису (как не москвичку) распределили куда-то на север, я понял, что не хочу с ней расставаться и предложил пойти в загс.

Это была печальная свадьба. Тот день я помню, как сейчас. Мы расписались и двинули ко мне отметить событие (с нами были только двое сокурсников свидетелей), но внезапно потемнело, сверкнула молния, послышались раскаты грома и хлынул ливень. Это мелкое обстоятельство не испортило наше настроение; я обхватил Ларису.