Надин Гордимер - Совсем другие истории

При лунном свете состоялись верблюжьи гонки и скачки лошадей, танцевали танцовщицы и пели песни певцы. Над головами взрывались фейерверки. Она склонилась к господину Махараджу (уже давно забыто и прощено его отсутствие накануне) и прошептала: Ты эту сказку устроил только для меня или (поддразнивая) такое времяпрепровождение для тебя обычно?

Она почувствовала, как весь он сжался, и горечь прозвучала в его словах. Нет, только ты причина такого праздника, ответил он. В этом разоренном месте ты поддалась несбыточной мечте. Верблюды, лошади и даже все съестное доставлены сюда издалека. Мы разорились ради того, чтобы тебе доставить радость. Как ты могла вообразить, что нам по силам такая жизнь? Мы старались удержать последнее, что у нас было, а сейчас, чтоб угодить тебе, залезли по уши в долги. Нам не до жиру — быть бы живу; и эта сказка из «Тысячи и одной ночи» — всего лишь твоя мечта.

Я не просила ни о чем, сказала она. И я не виновата в этом показном расточительстве и мотовстве. А ты меня винишь и обличаешь, и это мне обидно.

Он выпил слишком много, и это развязало его язык. Мы выражаем наше уважение у ног владыки. Колдунья, вызови нам дождь.

Ты говоришь о деньгах?

О чем еще здесь можно говорить?

Мне казалось, о любви, сказала она.

Полная луна была невиданно красива. И не было доселе в мире прекрасней музыки. Но как жестока была с ней эта ночь! Мне нужно кое-что сказать тебе, сказала она.

Она беременна. Мечтает сжечь мосты и корабли. Ей снится любимый фильм, в котором герой возвращается в родную деревню и оказывается в прошлом времени, когда отец был молод. Когда же он хочет покинуть деревню и идет на станцию, чтобы уехать, он видит, что рельсов нет и нет пути домой. На этом фильм кончался.

Когда она просыпается в своей душной комнате, то простыни мокры — хоть выжимай, а у ее постели сидит женщина. Влажной простыней она укрывает ее наготу и, улыбаясь, пожимает плечами. У тебя здоровое, крепкое тело, говорит она. Конечно, помоложе моего, а в остальном похоже на мое.

Я его оставлю. А сейчас не знаю, что и думать.

Мисс Махарадж качает головой. В деревне говорят, что будет мальчик, объясняет она, и прекратится засуха. Такое есть поверье. Но он тебя не отпустит. А если все же ты потом уедешь, ребенка он оставит у себя.

Ну, это мы посмотрим! — кричит она. Когда она волнуется, то начинает говорить в нос, гнусавить, и это неприятно ей самой. Она мысленно представила, как попадает в ловушку, из которой ей надо выбраться любым путем, всеми правдами — это было бы, конечно, лучше — или неправдами. Бездействие — вот чего нельзя терпеть! Она не будет падать в обмороки от жары и закатывать истерики — ему они будут нипочем. Любовных глупостей она уже наделала немало, и сейчас надо действовать головой.

Шли недели, и постепенно она стала понимать, что происходит. Казино в его городском дворце ему не принадлежало — он подписал нелепый контракт, по которому уступил его нескольким подозрительным типам. Арендная плата, которую они ему выплачивали, была смехотворной. В контракте мелким шрифтом было напечатано, что по особым дням и праздникам он должен обходить игорные столы и улыбаться гостям обворожительной улыбкой, создавая атмосферу, в которой хочется играть. Тарелки спутниковой связи были более доходны, но разваливающийся особняк в деревне был прожорлив и съел бы намного больше не только тарелок, но и блюд, чтобы можно было содержать его в порядке.

Этот дворец в деревне потерял свой возраст: ему, возможно, было шесть веков. В большинстве комнат не было электрического освещения, мебели и стекол в окнах. Зимой — холодный, летом — жаркий, к тому же случайные дожди заливали парадные дворцовые покои. И все, что было здесь настоящего, — это вода, их неистощимый дворцовый ключ-родник. А за дворцом, где летучие мыши, как сломанные зонтики, качались в развалинах, она нашла себе тропинку в кучах птичьего помета и смотрела, как светлеет утром горизонт. Жители деревни, которых засуха превратила в нищих, приходят под покровом темноты, стараясь скрыть унижение, и наполняют водой кувшины. За очередью жаждущих маячит, словно призрак, черная тень высокой стены с бойницами. Крестьянка на ломаном английском объясняет, что в прежние времена обуглившаяся крепость господствовала над поместьем принца. Тьму сокровищ унес пожар, и жизней тоже.

Когда же это было?

Прежде всех времен.

Ей становятся понятны его ожесточение и горечь. Еще одна принцесса — мисс Махарадж — рассказывает ей, что одна вдова-аристократка свела счеты с жизнью, выпив огненной воды. Она истолкла в ступе фамильные бриллианты и проглотила их.