Журнал - «Подвиг» 1968 № 05

— Оставьте беднягу в покое, Томас, — по-французски попросила разведчица, которая уже сидела за его столиком. — Вы явно переигрываете, а ведь он ни в чем не провинился: он выполнял свои обязанности.

— Все это так, но ведь я сам слышал, как вы говорили, что вас ждет немецкий офицер!

Краммлих вернулся на место, но все не мог успокоиться.

— И напрасно вы думаете, сударыня, что я был неискренен, — он с удивлением заметил, что отвечает ей тоже по-французски, и тут же перешел на немецкий. — С этими бандитами нужно круто. — Он повернулся к метрдотелю, тот стоял едва живой, из-за его спины выглядывал кельнер. — Даю тебе шанс реабилитироваться. Для дамы — цыпленка в белом соусе, мне — бифштекс. Лично проследи, как будут выбирать и готовить. Понял? А пока… сухой токай и еще коньяк.

Метрдотель и кельнер исчезли. Томас Краммлих повернулся к разведчице, зачем-то достал платок, скомкал его…

— Простите, Рута, за эту сцену…

— Ну что вы, это весьма поучительно. Немножко фантазии, и я могу представить, как вы разговариваете с партизанами!

— Да, да, я знаю, что рассказывает об СС ваша пропаганда… Но лично я никогда не позволяю себе ничего подобного. Эта вспышка — минутный срыв.

— Если не секрет, Томас, как же вы в таком случае добиваетесь показаний?

Краммлих вспомнил свои извечные споры с начальством и улыбнулся. Начальство им вечно недовольно, противник подозревает изощреннейшее коварство. Где ты, золотая середина?

— На свою работу я всегда смотрел как на цепь поединков, в которых побеждает ум, убежденность в своей правоте, моральное превосходство… Ну и, конечно, хитрость, ловкость, остроумие. Как вы правильно догадываетесь, начальство никогда не поощряло мой образ действий.

— Так вы, оказывается, джентльмен! — воскликнула она. — Вот, значит, кому я обязана тем, что во время допросов меня только пугали? Как же вам удалось сдержать пыл господина гауптмана?

— Оставим его, — попросил Краммлих.

— Я вижу, — сказала она, кивнув на стол, — что вы здесь давно.

— Все ждал вас… Начал даже побаиваться, что не придете.

— Я не виновата: дела запущены.

— Поверьте, я искренне огорчен.

— О, не стоит. Понемногу привожу их в порядок.

— Слава богу, — сказал Краммлих, — поверьте, мне было бы досадно, если бы ваша фирма понесла убытки. О, даже крабы!.. — воскликнул он, наблюдая закуски, которые кельнер выставлял на стол, и повернулся к метрдотелю. — Ты неплохо соображаешь, мой друг!

К метрдотелю уже вернулась вся его важность. Он налил в бокалы вино и величественно удалился на кухню.

Краммлих взялся за бутылку и заговорщицки подмигнул:

— Может быть, коньяк?..

— Нет, нет!.. Последние дни у меня было несколько однообразное меню. Коньяк после него — это слишком сильно.

— Сдаюсь, — сказал Краммлих, — я совсем забыл, что вы с утра еще не ели.

— Откуда вам это известно, Томас?

Он поглядел на нее с сожалением. Конечно, в этой ситуации можно было вести себя по-всякому. Можно было разыгрывать искренность, или влюбленность, или доброжелательность — все могло сойти, все было одинаково к месту, если соблюдать чувство меры. Это главное. После того, конечно, как игра рассчитана со всеми вариантами на максимальное количество ходов вперед и осталось только не разбить хрупкое сооружение неловким движением. Пусть само плывет по течению. Нужно быть только умелым статистом и предупреждать о подводных камнях.

Краммлих кивнул головой: оглянитесь.

Семина посмотрела в ту сторону. Возле окна, конечно, теперь без плаща и суконной кепки, сидел все тот же «фермер», пил пиво и читал газету. Все это так напоминало Париж!..

— Как тогда! — сказала она с мечтательной улыбкой.

— Не правда ли? — оживился Краммлих. — Что поделаешь — мой шеф неисправим. Один из его девизов: «доверяй, но проверяй».

Появился оркестр: аккордеон, труба и скрипка. Для начала они исполнили «Марш Геринга», потом пошли танго и фокстроты. Томас Краммлих, не забывая о великолепном бифштексе, танцевал со своей дамой, но делать это было все труднее: коньяк оставлял голову ясной, однако ноги выходили из-под контроля.

— Русские взяли еще какие-то города? — спросила Семина.

— Не знаю, право. Я сегодня не видел сводку.

— Отчего ж вы так невеселы? — не отступала она. — Вчера в этом были виновны Черняховский и Толбухин. Утром у вас улучшилось настроение, а теперь вот снова…

— Неужели так заметно?

— Мне кажется, вы много пьете.

— Пожалуй, вы правы.