Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса

Затем происходит нечто вроде чуда средней величины.

Если потерю памяти сравнить с падением в пропасть, то представившийся случай следует считать либо одиноким деревом, умудрившимся пустить корни в каменной стене, либо последним выступом скалы, за который, может быть, удастся зацепиться.

— О, кого я вижу! Ехать куда-нибудь собрался или кого-то встречаешь? — Женщина опускает большой чемодан на ступеньку лестницы. Очень у нее знакомый голос. Ей около сорока. Нет, возможно, чуть больше — невысокая, тонкокостная, но грудастая. Бойкая, подстриженная под мальчика, во взгляде с хитринкой нечто от Гавроша. Сослуживица? Бывшая невеста? Девочка из детства, с которой возводили песочные крепости? Не знаю, совершенно не знаю! Очевидно, ищет того, кто ее должен встретить, и несколько озабочена. Само собой понятно — такой чемоданище… А-а, вспомнил: она могла свистнуть лучше многих ребят и сейчас, наверное, еще может: вот сунет два пальца в рот и дунет как в иерихонскую трубу. У людей холодные мурашки по спине побегут.

— Да я просто так… Угораздило … — А ведь его в самом деле угораздила нелегкая. Впрочем, от него и не ждут ответа.

Женщина оглядывается по сторонам, и тут он узнает запах ее духов. Девочки, играющие в песочек, не употребляют духов — значит, знакомство более позднее.

Вспоминается какая-то кухня. В комнате за стеной в разгаре вечеринка, вполне возможно какой-нибудь студенческий «междусобойчик». Завывает маг. А за кухонным окном уже брезжит рассвет. Они вдвоем с этой молодой женщиной юркнули в кухню, и она, хихикая, закрыла дверь на крючок.

— Пускай Эрвин, олух царя небесного, поищет. Он жутко ревнивый. Особенно, малость хлебнувши…

Эн.Эл. истолковал ее поступок, как сделал бы на его месте всякий нормальный мужчина, но заработал оплеуху… И тут же кто-то постучался в дверь. Конечно, Эрвин. Но он даже не заметил их, отошедших к окну. Его мучила жажда, надо полагать сильнейшая. Он наклонился к крану и глотал самозабвенно. А затем повернулся кругом и был таков.

Девушку словно уязвили. И теперь Эн. Эл. сам запер дверь. Она позволила привалить себя к плите — плита была приятно тепленькая. Позволила кое-что еще, но далеко не все. Так что в плите теплоты оказалось побольше, чем в девушке, девушка была совсем холодная и индифферентная. Кое-что дозволила как бы из мести, а ведь это унизительно для мужчины.

Вскоре они вернулись в комнату, полную табачного дыма. Тут-то девушка и свистнула, заложив два пальца в рот. Да так свистнула, что кое-кто отрезвел. И откуда только что взялось, откуда в этой хрупкой грудной клетке, скорее предназначенной экспонировать прелестную грудь, такая сила, такой напор, — подумал тогда Эн. Эл. Ну да, однако в настоящий момент это, естественно, не имеет ни малейшего значения.

— Как твои… — начала было женщина и вдруг умолкла. Ну же! Он впился ногтями в ладонь и задержал дыхание: начало фразы вселяло надежду, что сейчас вот его назовут по имени, что наконец-то его нарекут, окропив святой водой! — …Н-да, так как (еще есть надежда!) идут твои дела?

Всё!

Крещение не состоялось. И он услышал свой придурковатый ответ:

— Да как заправишь, так и идут…

— Ну какой же Эрвин олух… — пробормотала женщина.

Олух… Слово прозвучало вульгарно, тем более что находилось в явном противоречии с тоном. У нее все еще в ходу школьный жаргон: некоторые люди не отказываются от такого рода выражений, хотя они давно уже не подходят им по возрасту. Не собираются ли продлить таким образом молодость? Но годы свои так не скроешь, наоборот, тем явственнее их неумолимый бег. Когда женщина повернулась спиной, он увидел ее коленные сгибы, где намечались венозные узелки. Что касается возраста женщин, то коленные сгибы предательски его выдают. К тому же их не запудришь, не нарумянишь.

— Димка все еще работает у вас? — Вопрос прозвучал тускло, без особого интереса. Эн. Эл. неуверенно кивнул. Чем и удовольствовались.

— Ты, как и прежде, говоришь «олух», да еще о мужчине, имя которого, как мне представляется, весьма импонирует женщинам…

Крючок был заброшен. Рука, вернее голос рыболова, немного дрожал.

— Каким он был олухом, таким и останется… А чем твое имя плохо?

Поплавок лишь чуть-чуть качнулся. По всей вероятности, женщина подумала сейчас о его имени, однако на наживку не клюнула, только носом повела, и поплавок безнадежно замер среди водорослей.

— Мой кумир, как видно, задремал… — «Мой кумир» тоже было не к месту.