Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса

Конечно, самое правильное было бы спросить, где находится… психушка. Да ведь неловко спрашивать такое и, кажется, еще рано. Определенно рано, внушает он себе. Я ведь наверняка чуть раньше или чуть позже справлюсь с провалом памяти. А если не справлюсь, ну тогда, конечно, придется узнать адрес лечебного заведения.

Эн.Эл. проходит мимо таксофона. Постой-ка… Справочное бюро… Да, но какой от него толк: «Извините, не можете ли вы сказать, как меня зовут…»

Он заметил телефонную книгу, тонкой цепочкой прикрепленную к стене. Если поискать в ней и наткнуться на свою фамилию, может быть, вспышка молнии прорежет тьму, ибо совершенно невероятно, чтобы человек не узнал свою фамилию! Но ведь придется перелистать всю книгу, а разве здесь это сделаешь. Или попробовать ее украсть? Но он чувствовал, что сейчас не в состоянии отважиться на такой шаг. Телефон… да, дома у него есть телефон, черный аппарат слева от пишущей машинки «Оптима». Он даже знает, что рядом с ним на темной полированной столешнице два небольших кружка пыли; сколько он их не стирал, они возникали вновь. И однажды его осенило — это следы от рюмок. По всей вероятности из них пили что-то тягучее, содержащее сахар. Когда он попадет домой, придется как следует вымыть стол теплой водой с содой. Да-а, когда-то он попадет…

Телефон… Вполне возможно, он его засекретил. (Несколько театральное выражение по отношению к аппарату, номер которого владелец не разрешил напечатать в телефонной книге.) Если засекретил, то от телефонной книги нет никакого проку. И вообще в ней хоть пруд пруди разных Касков, Таммов, Сааров и Ивановых. Сможет ли он найти себя среди них, если у него подобная фамилия? Не сможет, да и фамилия у него не такая. Если бы у него была фамилия, какой литературная братия отдает предпочтение в своих опусах, например, Лапетеус, Рейспасс либо Малтсроос, то, возможно, на него и нашло бы озарение. М-да… Кто знает, красивая у меня фамилия? Или безобразная? Многим ведь не по душе собственная фамилия.

Он усмехнулся — впервые за последнее время — припомнив, как несколько лет назад ему пришлось проверять списки избирателей в качестве агитатора, кстати, это слово кое-что утратило из своего первоначального значения. Тогда он наткнулся в одной уютной квартирке на одинокую девушку с румянцем на лице, которое стало багровым, когда она показала свой паспорт. Ее звали Венера Двоепопова…

А чему тут собственно усмехаться, ведь сейчас он согласился бы на любую фамилию.

— Это ты, Аста милая?.. Да, это я, Теофил! — радостно кричал в телефонную трубку молодой мужчина.

Волна зависти захлестнула его, и может быть, именно потому этот склонный к полноте типчик со шкиперской, сверх меры ухоженной бородкой показался ему отталкивающим. Розовые щечки и бесцветная бородка, что же это ему напомнило? Опять, наверное, что-то далекое, единственное, что еще удержалось в памяти. Ага! Так и есть. Когда-то он забыл кусок арбуза между двух тарелок (одна из них кверху дном как крышка). Потом он обнаружил этот кусок, но с отвращением выбросил в помойное ведро: на розовато-лиловой поверхности появились длинные ползучие нити, противные, светло-серые нити, по всей вероятности, какой-то вид быстро разрастающегося плесневого грибка.

Теофил закончил разговор с милой Астой и улыбался блаженно. Эн. Эл. подошел к таксофону, открыл телефонную книгу, полистал ее на всякий случай: Быстроумов, Обукакк, Рийсберг… Нет, с ходу он ничего не найдет. И тут его бросило в жар: чего он торчит возле телефона? У него ведь копейки нет за душой. Он нелепо замер с книгой в руках.

— Вы вообще-то собираетесь звонить?

Два глаза смотрели на него из-за очков колюче и пытливо. Рядом с ним стоял пожилой человек. В руке он держал трость с никелированным набалдашником в виде злой совиной головы, которая вылупилась на Эн. Эл. еще более пытливо.

Он протянул пожилому мужчине телефонную книгу.

— Да она мне не нужна! — прохрипел тот сердито. Телефонная книга повисла на цепочке, а старик подошел к автомату и опустил в прорезь двухкопеечную монету. Денежку, которой у Эн. Эл., к сожалению, нет…

Эн.Эл. опять сидит на скамейке и размышляет. Если он не коренной таллинец, то во всяком случае достаточно долго и достаточно часто здесь бывал! Он довольно хорошо помнит, что на месте теперешнего памятника борцам революции был другой: Иосиф Виссарионович самолично требовательным взглядом обозревал здание вокзала, главные ворота Таллинна. Ему не грозили неприятности, связанные с потерей памяти, потому что каждый тут же его узнал бы.