Владимир Глейзер - Hohmo sapiens. Записки пьющего провинциала

Я имел к нему отношение. Дело в том, что для призывников 1985 года не применялась студенческая отсрочка. Восемнадцатилетние были в дефиците — второе послевоенное поколение. Предполагая это, я отдал ребенка в десятом классе не репетиторам по физике, математике, древнегреческому и латыни, а на курсы машинисток-стенографисток. Подростку это понравилось не потому, что профессия оказалась интересной, а потому, что в окружении одних девок значительность его несовершеннолетней двухметровой усатой фигуры удесятерялась. Но редкой профессией он все же овладел. И с дипломом «машинистка-стенографистка первого разряда» приступил к срочной воинской службе на базе стратегических бомбардировщиков в городе Тапа Эстонской ССР, откель грозить мы были шведам и в чем летали через Пяндж. И не кем-нибудь, а спецписарем штаба округа.

Моя цель была достигнута. Шла афганская война, но не только в Тапе, но и в Кабуле моджахеды в штаб округа не прорывались. Они оттуда вырывались — начальником сынулиной базы был перспективный генерал-майор Джохар Дудаев!

«Хороший генерал, — писал с фронта интеллигентный писарь. — Ну, чисто бандит одесский — в морду тычет, а обращается на «вы!»

Через полгода службы — короткое письмо за подписью замполита полка: «Ваш сын, рядовой такой-то, временно находится в сумасшедшем доме. Если хотите, приезжайте. Примем как положено. Майор Генатулин».

Неудобно отказывать, едем.

Приехали.

Сначала добились свидания. Сынок в белых кальсонах, чистой рубахе, бодр, не очень сыт, но весел, на психа не похож. Слава Богу! Что со здоровьем, спрашиваем.

Показывает прямой указательный палец правой руки. Паралич, говорит, на почве переутомления пишущей машинкой. Не сгибается вторую неделю.

Выводит гостей во двор.

— Ну их в жопу, папа! По двадцать часов на ундервуде отчеты стучу. Из казармы в час ночи на дудаевской черной «волге», как мешок с говном, в штаб возят. А чтоб на передовую не загреметь, я редкое заболевание придумал: стойкое несгибание указательного пальца. Ни стрелять, ни печатать. Поставь вечером бутылку замполиту, я с ним уже договорился, переведет на запасной аэродром кочегаром. А то и вправду палец окоченеет!

Ну и сынок! Ген с хреном! Повесть о настоящем человеке с ружьем «Прощай, оружие»!

— А ночью-то ты как за пальцем следишь? — радостно спрашиваю. — Вдруг загнется?

— А я, как сова, днем сплю, папаня! Штабная служба жить через жопу приучила.

Оставив внутреннего дезертира в палате номер шесть, выпили в гостинице сначала с замполитом, потом командир полка как бы случайно присоседился. Выше них по званию ни с кем не кирял. И без Джохара получил сынок желанную должность.

В день дембеля воспользовался наш альтернативщик служебным положением и сжег в топке парадную форму с аксельбантами. Приехал домой в трикотажном тренировочном костюме законченным пацифистом, исключенным из комсомольских рядов за ряд серьезных нарушений. В частности, за калымную разгрузку жидкого навоза, замарав им боевую солдатскую форму, у фермера-эстонца и распитие с возможным «лесным братом» четверти самогона под их довоенный государственный гимн. Красную Армию никогда не вспоминал, на пишущей машинке никогда не печатал. Окончил зачем-то университет, освоив ко всему прочему прикладную математику, и ушел в малый и средний бизнес «челночить» по всему миру.

Тоже мне, О Генри Киссинджер!

Имеретинский «сиятельный князь» Нугзар Абашидзе в голом виде не казался голым. Это была черношерстная десятипудовая горилла с не присущей этому примату осанкой бывшего солиста детского танцевального ансамбля Зестафонского дворца пионеров. Тщательно пробрив щеки и крылья носа, князь надевал белоснежную сорочку под костюм любимого цвета «электрик», открывал шлюзы своего природного обаяния и выходил в общество.

Общество князь делил на два пересекающихся множества — просто друзья и друзья по работе. Если с первым подмножеством все понятно, то по второму даю пояснения: Нугзар был цеховиком и не мог работать с недругами по тяжелой статье Уголовного кодекса «Частное предпринимательство» под угрозой лишения единственного, что князь любил в жизни, — свободы!

Его представления о ней были вполне марксистскими: материя первична, сознание вторично — поэтому, тратя на развлечения несчитанные деньги, Нугзар никогда не напивался до бессознательного состояния, был стражем порядка в любом беспорядке и выносил на себе всю тяжесть сломленных алкоголем собутыльников. Это был подлинный чемпион круглосуточного застолья и рекордсмен мира под оливками!