Е. Бирман - Игра в «Мурку»

И вот этот автор, проживший в России почти сорок лет, повторяет вам снова и снова со всею определенностью: нет, не жидоморы русские люди, и великую литературу создали о том, какие они люди, а о Сереге и подавно нечего говорить! Отличный парень!

Как и по Савьону, ехал Аркадий по Ор-Иуде медленно, хотя причины для этого были разные: в Савьоне люди не бродят по улицам, а минуют их на машинах, иногда дорогих, а иногда — не очень. В Ор-Иуде же нужно быть осторожным по причине образа мыслей и жизненных правил его жителей, отличающихся характером непосредственным и живым и оттого готовых показать себя в любую минуту на середине дороги и там уже, задрав брючину, почесать, например, ногу, ужаленную комаром. Комар же этот, возможно, вцепился в ногу, когда она вместе со всем телом покоилась на оконной полке для цветочных горшков на четвертом этаже. Заметим, что в таком способе самоохлаждения, в отличие от использования кондиционера, есть и экономия, и театральность. Вот только педантичный Аркадий, всякий раз наблюдая эту вечернюю негу, пытался высмотреть, а достаточно ли прочно крепление оконной решетки.

— А это что? — спросил Серега, указывая на сцену у обочины дороги, где грудой лежали обгоревшие книги, стояла полицейская машина и несколько зевак.

— Не знаю, — ответил Аркадий, — может быть, криминальная попытка сжечь бухгалтерию или какие-нибудь другие некстати зажившиеся бумаги.

— Ха-ха! — отозвался Серега сочувственно, — документы нужно жечь профессионально. Документы, как люди, быстро не горят.

— Где же синагога в Ор-Иуде? — поинтересовался он, желая сказать что-нибудь приятное Аркадию. Сослуживцы теперь все-таки.

— Здесь не Савьон, здесь другой подход, — ответил Аркадий, — это у богачей все как в Европе. Те понастроили в прошлом роскошных храмов, а в настоящем времени в них не ходят, одни туристы только торят тропы от одного кафедрального собора к другой древней часовне. А простому еврею религия — дом родной, обыденность, вроде туалета с «ниагарой» в доме. Оттого и синагоги часто не отличишь на вид от утепленного туалета. Не знаю, где в Ор-Иуде синагоги, не замечал, — сказал Аркадий.

Действительно, не очень-то многословен этот ваш Аркадий, скажет Читатель, — ну, уловили мы, что есть социальная пропасть в вашем Еврейском Государстве и что пропасть эта сказывается даже на религиозных привычках. Но при чем тут национальный вопрос? Ну, поняли мы из доклада Сереги, что разные евреи у вас там живут: из Европы, из Азии и даже из Африки. В этом — ваши национальные проблемы? Для этого помянули вы Сталина и его философский труд о том, как забить насмерть марксизмом национальный вопрос?

Черт бы побрал этого вашего Сталина и его попытки отрицать нас как единую нацию! Ну конечно же, речь об этом: велика разница между выходцем из сверкающего Магриба и холодной Польши. Да, есть еврей из страны П., который не ценит евреев из страны Р., а тот недолюбливает евреев из другой страны Р., а все вместе манкируют они евреями из страны М., а собравшись вместе, любит еврей из страны П. с евреями из страны Р., еще одной страны Р. и страны М. перекинуться анекдотцем насчет еврея из страны Г. И вот тут два подхода возможны. Один — назвать это все идиллией; другой же — предаться мечтам: а не воспитать ли нам такой новый еврейский характер, в котором и свобода англичан, и европейский лоск, и набоковская эстетика, и чтоб еврейская склонность к всеобщему бардаку в этом совершенстве как-нибудь нашла себе место?

Простите, Читатель, занесло нас черт знает в какие мелочные рассуждения, пока Аркадий колесит с Серегой по еврейским дорогам. И правда, где они?

Оказалось, интерес Сереги к синагогам (проявленный им из чистой вежливости) привел к тому, что, отвлекшись от национального вопроса и от социальных противоречий, заехали они в Бней-Брак, где живут ортодоксальные евреи так, будто и не уезжали они никогда из Тыкачина в Польше или Новоград-Волынского в Украине. Долго колесили Аркадий с Серегой по переулкам. Всматривался Серега внимательно в лица прохожих, стараясь понять, что у них на уме, а Аркадий в дорожные знаки, тщась разобраться, как ему выехать отсюда хотя бы уж в Рамат-Ган, а не на трассу Гея, как ему было нужно.

Разглядывая спешащие фигуры в черных шляпах, костюмах, тоже черных и все, как один, скроенных так, чтобы поместился в каждом из них хотя бы еще один еврей, на черные плащи, подпоясанные чем-то похожим на ту веревку, которой подпоясывался граф Толстой, выходя в поле, на меховые шапки, словно нимбы венчающие главы праведников даже в жарком августе, подумал Серега: а хорошо бы, может быть, было вернуть их в Россию. По одному такому на каждый квадратный километр необъятных полей великой России, в черном плаще с развевающимися полами, громадной черной шляпе, с вьющимися на бойком ветерке черными пейсами, — и не только птица, колорадский жук и тот в ужасе сбежит куда-нибудь в Украину, и будет торговать Россия по всему миру не только газом и нефтью, но станет главным источником экологически чистой пищи. Простим Сереге его игривые фантазии, он мало понимает в сельском хозяйстве и религии. Скажем только, что около тысячи лет назад была Россия на волосок от принятия иудаизма, и произойди это, лежал бы теперь в мавзолее Ленин с пейсами.