Джон Фаулз - Куколка

В: Языческие храмы иль что-нибудь эдакое?

О: Нет.

В: Дворцы иль роскошные зданья? Биржи, больницы, суды?

О: Ничего этакого, но лишь большие строенья, где, похоже, все жили скопом, не делясь на сословья. Ни оград, ни заборов, ни вонючих трущоб. Каждый дом — будто ферма в окруженье лугов. Все зелено и залито солнцем. Прямо вечный июнь. Отныне я так и называю тот край обетованный.

В: Как называешь, голуба?

О: Вечный Июнь.

В: Ага, иль Воздушные Замки. Из чего сложены те дома — камня иль кирпича? Чем крыты — соломой иль сланцем?

О: С нашими они вовсе не схожи. Стены их белы и гладки, словно нутро морской раковины, двери и крыши золотые. Все дома разного вида: одни будто огромные шатры, другие с чудной крышей, где разбит сад, третьи круглы, точно головка сыра, и еще всякие прочие.

В: С чего ты решила, что двери, крыши и дороги золотые?

О: Не знаю, так показалось. Еще разглядела, что в тех больших домах люди обитали не семьями, как у нас заведено, а порознь: в одних только мужчины, в других женщины. Такое разделенье было заметно во всем. На лужайке большое собранье внимало оратору, но женщины сидели полевую руку, а мужчины по правую, будто им было предписано везде и всюду сторониться друг друга.

В: Ужель не приметила кавалера с дамой, супружескую иль влюбленную пару?

О: Ни единой. В Вечном Июне подобное не заведено.

В: Как же так? Все монашествуют, что ль? Детишек-то видела?

О: Тамошние дети не плод чресл. В Вечном Июне нет плотского греха, иначе не было б города.

В: Кто-нибудь работал?

О: Лишь ради удовольствия в садах иль на лугах.

В: Имелись там лавки, лотошники, рынки?

О: Нет. А также ни мастерских, ни фабрик.

В: Видала ль солдат иль кого-нибудь с оружьем?

О: Все безоружны.

В: Такого быть не может, голуба.

О: Сие невероятно для нашего мира.

В: А что твоя дама, пока тебя носило по воздусям?

О: Сидела рядом и держала меня в объятьях; глядючи, я преклонила голову на ее плечо.

В: Теплое, плечо-то?

О: Да, как я сама.

В: Ну и что скажешь об сем фантасмагорическом граде, явившемся тебе в бреду?

О: Дама прибыла из иного, лучшего мира, где известно обо всем, что нам неведомо. Обитатели его сходны с нами наружностью, но шибко отличны тем, что пребывают в покое и благоденствии. Я не видела бедных, нищих, увечных, хворых иль голодных. Нет и тех, кто кичится своим богатством. Все довольны равным достатком, никто не живет в нужде. Целомудрие хранит их от греха. У нас же сердце всякого человека оковано алчностью и тщеславьем и наущает жить только ради себя.

В: Голуба, меня интересуют твои виденья, а не смутьянские бредни об демократии.

О: Я не понимаю сего слова.

В: Устав черни. Ты им провоняла.

О: Нет, то дух христианской справедливости.

В: Будет, называй как хочешь.

О: Да, лишь мельком я увидала облик мира, где нет солдат, охранников и тюрем, где нет закованных в кандалы вольнодумцев и лиходеев, коих потребно отделить и покарать.

В: Будет, я сказал!

О: Твое неверье простительно. Привычная к нашему миру, сперва я тоже дивилась, как им удается жить в этаком согласье, ежели у нас даже народ одной крови не сладится меж собою, не говоря уж об разноплеменных нациях. Там нет войн, разрушений, жестокости, зависти, но только вечная жизнь. Знаешь, не сразу я поняла, что вижу рай.

В: Иль что помнилось раем. Сие не одно и то же.

О: Дослушай, мистер Аскью. Мы летели все ниже и ниже, приближаясь к благословенной земле Вечного Июня, и наконец опустились на зеленый луг, укрытый цветами. Нас встретили двое мужчин и женщина, стоявшие поддеревом. В конце луга я заметила других людей, кто вместе с детьми косил и сгребал траву в копны. Кстати, они были в разноцветных одеждах, а встречавшая нас троица — во всем белом.

В: Ты говорила, там никто не работает. Чего ж тем-то не сиделось?

О: Там работают иначе, нежели мы.

В: Как?

О: По желанью, а не из необходимости.

В: Ты-то откуда знаешь?

О: Люди пели и радовались; одни отдыхали, другие возились с детишками. И тут я поняла, что стоявшие под деревом мужчины в белых одеждах — те самые юноша и старик, кого ночью я видела в храме. Молодой, названный мною плотником, тот, что перстом указывал вверх, сейчас забросил косу на плечо, словно только что прошел ряд; в тени дерева старик опирался на посох, его седая борода ярко белела на фоне листвы и плодов, похожих на апельсины. Казалось, он владычествует над всем, что охватит его удивительно ласковый и мудрый взгляд, и сейчас пребывает в отдохновенье от трудов, но все должны почитать его своим отцом и хозяином.