Джон Фаулз - Джон Фаулз. Дневники (1965-1972)

Дневник, думается, самый популярный из всех литературных жанров. Многие из нас вели дневник в какие-то периоды нашей жизни, хотя и не собирались посвятить себя целиком литературной деятельности. Универсализм этого жанра, возможно, объясняет, почему он с трудом поддается определению — нельзя установить правила, которым следовали бы все, кто ведет дневник. Чтобы по достоинству оценить дневник, следует учитывать его обманчивую, иллюзорную природу, даже в том случае, когда он ведется с такой бесспорной честностью, какую демонстрирует Джон Фаулз в обоих дневниках — в этом и в предыдущем. Считается, что дневник дает возможность чистосердечно излить душу, но необязательное — от случая к случаю — обращение к нему автора требует от исследователя соблюдения множества условий и оговорок.

Взять хотя бы самую основную задачу дневника — фиксирование действительности. Но как относиться к временным пропускам? Означают ли они, что за это время не произошло ничего значительного или, напротив, жизнь автора была так наполнена событиями, что не давала возможности усесться за дневник? Нельзя знать наверняка, говорят ли эти пропуски о бьющей через край жизни или об отсутствии в ней ярких событий.

Цели у людей, ведущих дневники, очень разные. Дневник может сводиться к простому перечню событий, тогда он дает самое элементарное представление о действительности и предназначен только для глаз автора; однако, учитывая возможность будущего прочтения или публикации, дневник может стать средством самооправдания или самовозвеличивания — в его власти как открыть правду, так и спрятать ее.

Ни в коем случае нельзя предпочитать какую-то определенную форму — дневник может быть собранием необработанных записей или мемуаром, которому придали литературный лоск. Все зависит от характера первоначальных заметок и дальнейшей их обработки. Дневник, кажущийся простым и безыскусным, может быть лживым — по расчету или совершенно бессознательно, а тщательно отделанный документ, напротив, максимально приближен к истине.

Джон Фаулз назвал свое собрание дневниковых записей, часто очень противоречивых, «разрозненными заметками». Эти «разрозненные» записи неизбежно вобрали в себя колорит и дух времени: ведь Джон вел дневник на протяжении долгих лет и при самых разных обстоятельствах. Дневник служил ему практическим пособием, на страницах которого он оттачивал свое мастерство, здесь же он критически разбирал прочитанные книги, увиденные пьесы и фильмы, описывал свои путешествия, высказывал сокровенные мысли, делился наблюдениями страстного натуралиста. И все эти разнообразные функции выполнял дневник.

Многогранность — существенная черта его дневников. Важно и то, что Джон записывал непосредственные, спонтанные впечатления. Одно из величайших практических преимуществ любого дневника заключается в том, что вы не обязаны быть точным или справедливым. В этом своего рода плавильном котле есть место и прозрениям, и заблуждениям. Такая свобода способствует рождению не только тончайших наблюдений, но и совершенно абсурдных высказываний. Ценность дневника — и в том и в другом. Здесь рассудительность уживается с безрассудством, и подчас одно может переходить в другое.

На страницах дневника проступает много разных обликов, но главный из них — писатель Фаулз. В своих попытках увидеть сущность вещей он может часто выносить безжалостные, бескомпромиссные суждения, но делает это всегда искренне, не обходя критикой и себя. Любознательный и дотошный автор дневника никогда не оценивает вещи поверхностно, его не обманывает их внешний вид — он неустанно доискивается сути. Именно эта интеллектуальная жажда сделала Джона Фаулза одним из самых необычных романистов его поколения. Игнорируя устоявшиеся, общепризнанные истины, он искал новые формы выражения мысли и всегда оставался в первую очередь писателем, а не успешным автором.

Самые значительные писатели — те, кто лучше других познают смысл человеческого существования. На протяжении второго тома дневников Джон постоянно задается вопросом, насколько он состоялся как писатель в глазах современников, не забывая, однако, и об этой — высшей — цели. Чем меньше он ощущает себя «автором», тем больше истинное писательское начало заставляет его говорить о подлинных жизненных противоречиях. Голос, вдыхающий в дневник жизнь, принадлежит не столько крупному литературному деятелю, сколько человеку, поразительно лишенному тщеславия; этот человек, благодаря собственной уязвимости и подверженности ошибкам, способен сочувствовать неминуемым жизненным испытаниям других.