Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— Я мадьяр! А сегодня у меня такое чувство, будто я впервые боролся и за словаков! Я дрался за них, однако не думаю, что тем самым предал венгров. Пойми, Аноста, и ты, Пиханда, это для меня дело не простое. Не легко выступить против своих, хотя и знаешь, что за тобой правда! Но я живу среди вас, жена — словачка, дети говорят по-словацки лучше, чем по-мадьярски, я знаю, что вы полностью правы, что с вашими требованиями нельзя не считаться. Надо разрешить словацкие школы, журналы, книги, ввести словацкий язык в судебные органы и в той же мере предоставить все это и другим народам Венгрии: словенцам, сербам, хорватам, русинам, немцам, румынам, всем, всем! А пока этого не произойдет, в Венгрии не будет покоя. Знаю и другое: в нашей социал-демократической партии и то не все ладно. И здесь многим нужно открыть глаза! В руководстве партии — это, к сожалению, надо признать — еще немало мадьярских шовинистов. Они и поныне считают, что национальный вопрос в Венгрии — не проблема. Словно в упор не видят его! Утверждают, что национального вопроса вообще не существует, а есть лишь вопрос эксплуататоров и эксплуатируемых…

Биро Толький протянул руку к рюмке, одним духом хлебнул сто граммов палинки и смело взглянул друзьям в глаза. Аноста и Пиханда оторопело взирали на него — и вдруг, схватив с обеих сторон за плечи, притянули к себе.

— Выпьем еще по одной! — предложил Биро Толький. — Ребята, вы-то верите, до чего мне все это тягостно, как оно мучит меня?

— Верим! — отозвался Аноста, а Само кивнул. — Прекрасно ты сейчас говорил, дорогой Биро! А вот, может, стоит наведаться в Вену, — взволнованно продолжал Аноста. — Социал-демократическая партия Австрии организована по национальному принципу [82] Стр. 212. «Социал-демократическая партия Австрии организована по национальному принципу…» — в 1897 г. фактически произошло разделение Социал-демократической партии Австрии (основана съездом 31 декабря 1888—1 января 1889 г.) на шесть национальных социал-демократических групп. Это явилось следствием ревизионистских, оппортунистических и буржуазно-националистических тенденций, раскалывавших и ослаблявших рабочее движение. И. Богданова . , и в Австро-Венгрии из этого не делают тайны. В Австрии рабочие любой национальности имеют свою партию, свой центральный комитет и свой съезд, на котором решают свои дела. А все австрийские вопросы решаются на общих съездах! Просто, и справедливо — что и требуется! Так должно быть и в Венгрии. В противном случае социал-демократическое движение, не охватит всей страны и не дойдет до сознания всех ее народностей. Клянусь, ребята, не пройдет и трех лет, как это произойдет и в Венгрии. Мы создадим свою, словацкую социал-демократическую партию!

— Я тоже буду ее членом! — сказал Биро Толький.

Аноста и Пиханда переглянулись и, посмотрев на Биро, рассмеялись.

— Вы, что ж, не примете меня? — обеспокоился Биро.

— Тебя — в любой момент! — Аноста обнял его и протянул руку. — Вот моя рука! Отметим это!

Они вышли из корчмы, когда уже совсем завечерело. Опоздав на все поезда, потопали домой пешком. Все девять километров пели на морозе. И домой пришли охрипшие — едва говорили. Целую неделю шептали.

В последнюю неделю января тысяча девятьсот четвертого года три дня кряду стояли такие трескучие морозы, что у Мартина Пиханды замерзло на чердаке смородиновое вино.

Заметил он это на третий день, когда мороз вконец истерзал его старое тело. В то утро по обыкновению он проснулся раньше всех в доме. Взглянул на часы — не было еще и пяти. Месяц светил ясно и вместе со снегом вызывал, казалось, преждевременный рассвет. И хотя солнце об эту пору выходило только после семи, было так светло, что старику не пришлось, как иной раз, зажигать керосиновую лампу или свечку.

Уже одеваясь, он почувствовал, что горница, хотя с вечера и была хорошо натоплена еловыми дровами, к утру выстудилась. Он тронул ладонью кафельную печь, и его затрясло. Печь была остылая, от нее несло холодом. Покуда он лежал под периной, где еще и теперь спит Ружена, было куда как хорошо!.. Он поспешил одеться.

Сперва снял ночное белье. Сбросил его с себя быстро, сердито, и все же на секунду-другую оказался голым посреди горницы. Тогда опять его затрясло, холод ощутимей всего впился в спину, потом в колени. Он не оглядывал, как обычно, свое состарившееся тело, которое теперь представлялось ему как бы набитым изнутри хрустящей соломой; какой-то трескучий звук исходил от суставов, местами — от кожи. Он быстро набросил на себя исподнее, а когда потянулся за брюками, опрокинул стул.