Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— А я о ней и так не забываю! — оборвал Само священника и тут же вскипел. — Да оставьте меня в покое! Вы что все время меня задираете?

— Я о душе вашей радею.

— Глупость! Ложь! Вас пугает, что подумают люди, если в церковь я не хожу, а вы это дозволяете. Черта с два — о моей душе печетесь! Просто боитесь потерять власть над людьми. Как раз об этом-то я и читал где-то вот здесь. — Само взял одну из брошюр и прочел: — «В делах религии народ определяет поведение сильных и повелевающих им господ: дабы держать народ в повиновении, господа притворно носят те же оковы религии, что и он». — Само отбросил брошюру и гневно посмотрел на священника: — Это относится и к вам! Вы же не верите в бога, не правда ли? Мне-то можете признаться, я не употреблю это во зло! Вы такой же безбожник, как и я, только ловко это скрываете. Скрываете, стоя перед алтарем. Ну скажите, разве это не так? Поминаете господа бога сто раз на дню, а что доброго вы сделали людям?

Священник Крептух повернулся и без слов вышел. На другой день он сел в бричку и поехал в гости к леготскому фарару, а по дороге завернул в управление железной дороги. На третий день Само Пиханду уволили. Однако ему пофартило — через неделю он нашел место подсобного рабочего на лесопилке в Градке. Поработал две недели — снова уволили. В тот же день после обеда заглянул священник Крептух.

— Приходите в церковь — помогу вам! — сказал он.

— Нет! — не уступал Само.

Близилось рождество.

Мария вопрошающе поглядывала на Само.

— Много не покупай, — сказал он ей, — а что нужно возьми в кредит.

Вот тут-то и привалило счастье — Валентова свадьба! Все вдруг так и завертелось. Мать Ружена знай руки ломала. В сентябре о свадьбе и помину не было, и вот те на! А старый Мартин Пиханда лишь покорливо рукой махнул: ну что ж, и последнее дитя становится на ноги. Неужто, выходит, он, старик, исполнил свое? Неужто ему теперь и жить не для чего? А с другой-то стороны — еще жена есть, поле, скотина, дети остаются, внучата прибавляются. Но ради ли того он жил? Для себя ничего путного не сделал, а для других и подавно. Ни от одной беды людей не избавил, правда, и не навлек на них никакой. Так что же? Так как? Зачем он жил? Был ли в этом смысл? Что с ним, что без него — все едино! Бог и жизнь-то дал в наказание! А тут еще и смерть!

На свадьбе старый Мартин изрядно позабавился… Выпили с Гадерпаном столько вина, что три дня потом отсыпались. Проснулись — и снова тяпнули.

— Ты не тревожься, Мартинко! — говорил гордо Гадерпан. — Нашим детям вместе хорошо будет. В Ружомберке нанял я им маленький и недорогой особнячок, пускай там воркуют!

— Да разве я против, пускай воркуют! — усмехнулся Мартин Пиханда.

— Да и нам унывать не след! — сказал Гадерпан и смачно рассмеялся. — Знаешь, как тебя прозывают? — наклонился он к Мартину, давясь от смеха. — Как тебя прозывают, знаешь?

— Ну как?

— Гори, гори, глобус! — шепнул Гадерпан на ухо Пиханде.

Оба долго смеялись.

— А тебя как, знаешь? — спросил Пиханда повеселевшего Гадерпана.

— Гандра [81] От слов. handra лоскут; здесь в значении: невелик барин. -пан.

И они снова долго смеялись.

Ели, пили, а потом запели. Из их уст лилась и печально звучала песенка:

— Мартин, никто не умеет так петь, как ты! — признался Гадерпан.

— Эх, черт возьми, — вздохнул Мартин Пиханда. — Все же хорошо жить на свете! Юло, налей! Имей я твои деньги, открыл бы я еще одну Америку…

— Бери в долг и открой хотя бы богатый остров, — стукнул Гадерпан кулаком в стол. — А потом я куплю его у тебя! Сколько запросишь?

— Поздно, Юло, уже поздно! Лучше выпьем!

Оба выпили и снова на три дня отошли ко сну.

На другой день после свадьбы пани Валика позвала к себе Валента. Мимоходом показала ему приданое Гермины, потом угостила кофе.

— Знаю, как бывает, — начала она робко, — когда молодой человек холостякует… Каких только шалостей не случается у него с девицами, — засмеялась она сухо и коротко. — Я ничего дурного в этом не вижу. Но если мужчина женится, ему положено поскорей забыть о всяких фиглях-миглях и проказах. — Она встала, прошла к окну и снова вернулась. — Вот и тебе уже не к чему встречаться с Ганкой, — сказала она с упором.

Они поглядели друг на друга — Валент молчал.

— Ты понял: меня? — спросила свекровь.