Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

После обеда перед отходом вся артель каменщиков собралась у Пиханды во дворе. Сидя на бревнах, судили-рядили, что взять, чего бы не забыть и куда податься.

Когда уж почти столковались, подсели к ним два местных железнодорожника: Ян Аноста и Биро Толький. Оглядели артель, и, похоже было, завидуют: идут, дескать, парни, в мир на стройку — людей посмотреть, себя показать.

— Чего вас завидки берут? — накинулся на них Левша. — У вас дома работенка, и если поезд не прихлопнет, то гни себе спину на чугунке до второго пришествия!

— Да разве мы тебе завидуем? — рассмеялся Биро Толький. — Ступай хоть к черту на кулички, ломай себе шею…

— Я бы лучше дома, как ты, разлеживался, — отозвался Пиханда. — Найди мне работу на чугунке — я с места не двинусь.

— Не принимают, братец! — сказал серьезно Аноста. — И еще долго не будут! У нас и то никакой уверенности, — повернулся он к Левше. — Поговаривают, что скоро и с чугунки начнут увольнять.

— Куда ж податься бедному человеку? — отозвался молодой крестьянин Петер Слабич, слушавший разговор каменщиков и железнодорожников. — Построили чугунку, и крестьяне теперь не могут извозом промышлять — возить соль и руду. Потеряли последнюю возможность заработать копейку…

— Нужно слушаться советов Орфанидеса! — сказал Пиханда.

— Одними деревьями и пчелами сыт не будешь! — возразил Мудрец.

— Четверых-пятерых детей целый год не продержишь на фруктах и меде. Да и не наберешь столько.

— Речь не только о деревьях и пчелах, — сказал Само Пиханда. — Орфанидес советует открыть новые фабрики, чтоб поддержать бедноту.

— А кто их откроет? — рассмеялся Аноста.

— Беднота!

— Хе-хе, а у нее есть капиталец? У тебя есть? Как видишь, ни у тебя, ни у меня, ни у кого из нас нет капитальца, — продолжал Аноста. — А у кого он есть, тот, вестимо, может открыть фабрику, да еще и нажиться на ней.

— Да откроют ли ее?! — засомневался Мудрец. — Кому надо ее открывать? И что на этой фабрике выделывать? Уж не глиняные ли горшки? На них и наших гончаров станет. Или бочки под капусту? А где продать их? Кто купит? У каждого свой бочонок в погребе… Может, палинку? Ее тоже на свете до черта!

Мужчины не смеялись. Молчали — словно их мучило, терзало, давило что-то недосказанное. Кивали, думали, хмыкали.

— Были бы фабрики, были бы и гроши! — скорей простонал, чем проговорил Бенедикт Вилиш.

— Дерева кругом навалом, — отозвался Матей Шванда. — Можно бы и его пустить в дело…

— Вот дурьи головы! — высмеял обоих Мудрец. — Капитальца на фабрику у вас нет, леса в округе не ваши. Сидите тут и строите воздушные замки… Не-ет, друг любезный, держись-ка своей кельмы. Она одна тебя не подведет! Ждать нам от жизни нечего! Ломай хребтину на поле да на промысле до последнего издыхания. Ишь фабрикантами стать захотелось! Вот умора!

Приступ смеха согнул его в три погибели. Он гоготал, кричал, хрипел, а по лицу текли слезы. Он ревел, сипел, под конец даже завыл. Кто знает, может, его и кондрашка хватил бы, не пни его Матей Шванда-Левша под зад. Мудрец кувырнулся и очухался Поглядел на Левшу и собрался было кинуться на него, уж и кулаки сжал, да силач Левша, как бы не обращая на него внимания, повернулся боком. Мудрец запрыгал вокруг Левши, потянулся злобно к нему пальцами, но вдруг, откуда ни возьмись, мастер Петер Жуфанко.

— Это чего вы тут выкамариваете, молодцы? — обрушился он на Левшу и Мудреца. — Завтра идем в Брезно на стройку а вы жуть какие неприбранные, нечесаные, точно вас из хлева выпустили. Волосы длинные — хоть косы заплетай. Подбородки и шеи позаросли, аж кадыки не видать! — говорил Змей, строго оглядывая свою артель. И лихо плюнул на метр от себя. — Брадобрей! — кликнул он Феро Дропу — Живо всех подстриги! Потом побреетесь! И одежду проверить, подлатать, пуговицы пришить, — распорядился он. — Вы уж на военной все отслужили, вот и вспомните сию науку.

Мастер Жуфанко кончил, ловким полукругом выплюнул окурок, и парни сразу зашевелились.

— Сперва меня пострижешь! — приказал Змей, остановившись перед Феро Дропой.

— К вашим услугам, ваше благородие! — пошутил Брадобрей и почтительно поклонился Змею. — Какую прическу изволите?

— Обыкновенную, под горшок! — рассмеялся наконец и Жуфанко.

Сразу же нашелся стул, и в Брадобреевых руках затявкали ножницы, замелькала машинка, забегал гребень. Жуфанко-Змей сел, Брадобрей насадил ему на голову глиняный горшок, прижал его левой рукой, а правой по кругу начал стричь волосы.