Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— И это ты говоришь? — завизжала Пилька на мужа.

— Хватит им и того, что есть! Еще и от нас кой-чего получат, когда наш час пробьет…

— Дак у нас тоже три дочери…

— Вот видишь, сама-то хочешь по справедливости, а другому не позволяешь, — засмеялся Дудач.

— Старый долдон! Тут небось разница! Дочери-то наши замуж повыходили… Мы и сами себя до смертного часа обиходим…

— Кто может знать, какой конец грядет!..

И верно, пререкались бы они до морковкина заговенья, кабы Мария не встала и не подошла к матери. Взяла ее за руку, поцеловала в щёку, улыбнулась.

— Я довольна, мама, — сказала она тихо. — Я уже примирилась… Все на свете захватить — никому не под силу.

Мать обомлела и на миг потеряла дар речи. Словно и она вдруг покорилась. Но вскоре отозвалась, хотя слова звучали уже поспокойней:

— Ни о чем другом, кроме как о твоих детях, не думаю. Глянь-ка, сколько их у тебя! Пятеро у печи, шестого под сердцем носишь… А что дальше будет?!

— Справимся, мама, слава богу, у нас крепкие руки…

— Да будет ли что взять в эти руки?!

Старый Дудач налил в кружку молока и подал дочери.

— Выпей, Марка! Покамест у меня еще найдется что подать в эти руки!

Дочь приняла кружку, улыбнулась отцу, поблагодарила.

— Мать всегда старается быть лучше, чем надо, — сказал Дудач, — вот и получается, что она хуже, чем есть!

— И я пить хочу! — Маленькая Эма примчалась от печи и протянула руки.

Кружка скользнула к ней в пальцы.

А пока Эма пила молоко, самый старший Мариин сын, двенадцатилетний Ян, что до сих пор потихоньку ел, прислушиваясь к разговору, подошел и положил деду на плечо руку.

Дудач улыбнулся ему, кивнул головой, словно собираясь спросить его: «Ну, а ты чего бы хотел?»

— Дедушка, — стыдливо начал внук, — а сколько у вас гектаров поля и луга?

Теперь примолкли и женщины — словно потолок над ними вдруг зашатался. Они подошли к деду с внуком, стали по обе стороны. Дудач взглянул на жену, на дочь, погладил усы, потом дунул на ладонь, будто хотел сдуть с нее пушинки, и привлек внука к себе. Они разговаривали так тихо, что женщинам пришлось нагибаться, чтобы разобрать слова.

— От родителя мне досталось два гектара, — начал Дудач, — да за женой получил я еще два, стало быть, вместе у меня четыре…

— Четыре гектара и три дочери?

— Так! — подтвердил Дудач. — Твоя мать — одна из них.

— А когда вы помрете…

— Господи, да что ты плетешь! — оборвала его мать.

— Дай ему договорить! — остановил Дудач и подбодрил внука: — Ну говори, я слушаю!

— Когда вы умрете, — снова собрался с духом Ян, — каждая ваша дочь получит примерно один гектар и тридцать аров…

— Точно! — подтвердил Дудач.

— Тогда к нашему гектару и семидесяти арам прибавится то, что получит мама, и всего у нас будет три гектара…

— Ну ловок считать! — горделиво сказала бабушка и, наклонившись, погладила внука по светлым волосам.

Жестяная кружка, что подала ей Эма, с грохотом упала на пол. — Тьфу ты, эмаль потрескается! — заругалась она, подняла кружку и, словно забыв про сметливость внука, стала внимательно осматривать голубую эмаль. Мария подсела к отцу.

Дудач ободряюще улыбался внуку. Тот продолжал:

— Нас теперь пятеро детей. — Он опять смутился, посмотрел на мать и на ее выпуклый живот. — …скоро нас будет шестеро…

— Вот негодник, и во что только нос не сует! — подивилась мать, но тут же, улыбнувшись, взлохматила ему волосы.

— Ну договаривай, что хотел! — подзадорил внука Дудач.

— Я хотел только сказать… — покраснел мальчик, — что, когда нас будет шестеро, каждому достанется от этих гектаров по полгектара…

— А может, ты за женой что получишь! — перебила мать сына.

— А если не получит? — спросил Дудач.

— Дак не возьмет же он такую, у которой ни кола ни двора! — вскинулась с визгом старая Пилька.

— А ну как бедную полюбит? — донимал женщин Дудач.

— Батюшки светы! — не унималась Пилька. — Уж в этом деле человек волен себе приказать.

— А вдруг не прикажет?

— Я приказывать себе не стану, — осмелел Ян. — Женюсь на той, которую полюблю.

Он гордо поглядел на мать, на бабку и снова покраснел.

— А у тебя уж есть какая на примете? — пошутил Дудач.

— Не знаю! — сказал Янко и покраснел еще пуще.

— Успеет еще! — обронила Мария.

— Если возьмешь бедную, — Дудач притянул внука поближе, — будет у тебя только полгектара и будете вы оба голь перекатная…

— Бедность святое дело, — быстро перестроилась бабка Пиля.