Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— День добрый всей честной компании!

Двое мужчин, что убрались от кузнечных искр куда подальше, поворотили головы, осклабились и кивнули. Юло хотел было к одному из них подсесть, но, приглядевшись в темноте, узнал Само Пиханду. В трех шагах от него на лавке курил крестьянин Ян Древак. Он подвинулся, Юло сел… Изрядное время мужчины молчали, и Юло ерзал на скамейке, словно сидел на крапиве, да еще усыпанной муравьями. Он искоса разглядывал Само — приметил, что и Само глаз с него не спускает. В мастерской гремели лишь удары молота. Само потянулся к карману, достал кисет с табаком и бумагу. Предложил Древаку и Юло. Скрутив по цигарке, они задымили.

— Сторонишься меня! — сказал Само, взглянув на Юло.

— Я? — отозвался Юло тут же, будто с испугу.

— И почему — знаю!

— Ты всегда все знал, — улыбнулся Юло и сел поудобнее. Он выпустил дым и в первый раз смело взглянул Само в глаза.

— Потеплело, — вмешался Ян Древак. — Глядишь, завируха начнется… Снегом по шею засыплет!

— Не робей, каленого железа хватит, спасемся! — рассмеялся кузнец.

— Слыхал, буренку продаешь, — поворотился Древак к Юло.

— Пустое!

— Куплю, ежели надумаешь!

— А тебе зачем? — вмешался кузнец. — У тебя их две…

— Гм, детей прибавляется, — обронил Древак. — В год по штуке!

Юло Митрон резко встал — аж скамья скрипнула. Древак на другом конце перевесился и слетел на пол. Зачертыхался громко и подымаясь покосился на Юло.

— Я ненароком! — сказал Юло.

— Уступи коровенку по дешевке — поверю!

— Заткнись! — взревел Юло Митрон. — Тебе-то чего до моих коров? Корова мне самому нужна. И дети тоже будут!

Мужики вперились один в другого. Застыли от напряжения. Задышали порывисто. Кузнец перестал ковать и крикнул:

— Эй, Юло! Поди мехи раздуй, огонь ослаб!

Ян Древак сел.

Само Пиханда, поднявшись, удержал Юло за плечо.

— Пойдешь мимо, заглядывай!

Юло, склонив голову, двинулся к мехам, Пиханда — к двери. Он был в трех шагах от нее, когда в кузню весело ввалился крестьянин, торгаш и истовый словацкий мадьярон Пал Шоколик. Пьяный румянец заливал ему лицо. Из-под дорогого полушубка выглядывал штофовый пиджак, а под ним — расшитая цветная жилетка. В жилетке тикали на золотой цепочке швейцарские часы. Было как раз шесть.

— Pejló, péntek, pecsenye, pecsét! [93] Несвязный набор венгерских слов. ,— забормотал хмельной Шоколик по-венгерски, а потом продолжал по-словацки — Ну как, Ондро, тыща подков готова?..

Кузнец Ондро Митрон улыбаясь пошел навстречу Шоколику и усадил его на стул у окна.

— Осталось еще тридцать, завтра кончу! — сказал кузнец.

— Хорошо, пришлю кучера!

Само Пиханда снова сел. Юло Митрон от мехов кинул на него удивленный взгляд. Само улыбался, разглаживая усики, и вдруг поддел Шоколика:

— А зачем тебе тыща подков, их ведь вовек не собьешь, хоть по две прибивай… И не токмо на ноги, но и на руки!

— Тысячелетнюю Венгрию решил подковать, — засмеялся Юло Митрон. — На каждый год по подкове, а то Венгрия стала прихрамывать.

Ян Древак, не выдержав, прыснул со смеху. Кузнец покосился на него, потом хмуро поглядел на брата и на своего друга Само. Словно все трое решили испортить ему обедню: оставить без заработка. Но Шоколик и не думал отказываться от подков. С минуту, правда, он обмозговывал на хмельную голову все эти подковырки, потом отрубил:

— Не бойтесь, останется по подкове и на ваши пасти!

— Да не нужна она мне, будь она хоть золотой! — рассмеялся Пиханда.

— А если от нее не отвертишься? — Шоколик встал, но тут же плюхнулся обратно.

— Ты меня принудишь, что ли? Никто и никогда! — притворно озлился Само, незаметно подмигнув товарищам.

— Никто?! — вскричал удивленно Пал и тут же яростно затявкал — Венгерский сейм тебя заставит, а то и сам император Франц Иосиф, пошли ему бог здоровья! Да и всех таких панславистов и социалистов, как ты, скоро возьмут в оборот! Скоро, ей-богу, разделаются с вами, с изменниками родины, с христопродавцами!

— Что ж это за родина, когда запрещают говорить на родном языке?! Начхать на такую родину, — сплюнул Само.

— Ах вот оно что, Австро-Венгрия тебе не по нутру! Может, ты бы с радостью запретил ее или распустил до утра?!

— Сама развалится, — сказал Юло Митрон.

— Никогда! — взвизгнул Шоколик. — Никогда! Такие, как я, спасут ее от погибели!

— Ты-то уж ничего не спасешь, братец! Мадьяры над тобой смеются, словаки тебя не уважают, а немцы и в грош не ставят. Тебе бы самому спастись, — сказал Пиханда.