Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— Не прекратите трепать языком, напущу на вас жандармов!

— Неужто донес бы? — спросил Юло Митрой.

— С него станется! — кивнул Древак.

— Ты заткнешь глотку?! — взревел Пал Шоколик. — Ох, запоешь ты у меня не ту песенку!

— Только попробуй! — сказал Юло Митрон.

Само и Юло коротко переглянулись.

— Ничего он не сделает, — рассудил Древак. — Мы ведь вместе гусей пасли!

Само Пиханда весело рассмеялся:

— Верно, гусей-то мы когда-то вместе пасли, но нынче его гуси по-чужому гогочут!

Смех Само наполнил кузницу. Он смеялся так, будто домовой озорно щекотал его под мышками. Один за другим подключились к его смеху Юло Митрон и Ян Древак. Только кузнец застыл у наковальни, стиснув зубы и кулаки. Пал Шоколик стоял как на иголках. Он вытащил часы, взглянул на них, снова сунул в карман и засеменил к выходу. Остановившись на пороге, он обернулся, погрозил кулаком трем гоготавшим и хлопнул за собой дверью. Мужчины кинулись к окну, не переставая смеяться. Перемигиваясь, они глядели, как у Пала заплетаются ноги, как он спотыкается и то и дело оглядывается. Но стоило Шоколику скрыться из виду — замер и смех. Все смолкли и поглядели на кузнеца, грустно стоявшего у наковальни.

— Не тревожься, — отозвался Юло Митрон, — подковы он купит! В Нижних землях [94] Южная область бывшей Австро-Венгрии. продаст их втридорога…

— А ну как он и вправду донесет на нас? — спросил кузнец.

— До утра проспится, и все выветрится, — отозвался Само.

— А если нет? — упорствовал кузнец. — Что тогда?

— Зарежем его! — тихо обронил Древак.

Мужики повернулись к нему. Никто не поддакнул, но и не возразил.

Стая детишек слетелась на Дудачов двор.

В теплых бурочках месят они снег, точно капусту в огромной бочке. Хватают его руками, лепят снежки и пронзительно верещат. Старый Дудач, выглянув в окно, улыбнулся и окликнул внучат. Тут же ввалилось в дом пятеро маленьких снеговиков.

Бабка Пиля Дудачова, сходя с чердака, вскрикнула, затрясла руками — чуть не выронила на лестнице миску с мукой.

— Ну и паршивцы, недотепы, погибели на вас нет! — ругмя ругалась Пилька. — Бурки-то отряхните от снегу, воды в доме не оберешься!

Она спустилась к баловливым внучатам и давай их отпихивать: не дай бог ввалятся такие заснеженные в кухню.

— Гляньте-ка, что вы тут набедокурили! — сердилась она. — Ворошитесь вот, замазули экие! Кулаками измолочу вас…

Старый Дудач, отворив кухонную дверь, стоял и спокойно улыбался.

— Да уж пусти их! — вступился он за детей.

— Убирать ты будешь?

— Малость чистого снега, велика беда!

— Баб, я есть хочу! — отозвался Петер.

— И я тоже! — воскликнула Эма. Тут же и остальные подали голос.

— Ну заходите, заходите, — зазывал их дед в кухню, отряхивая от снега. Младшенького он взял на руки и прижал холодное его личико к своему.

— Подсаживайтесь к печи! — распорядилась бабушка Пиля. — И ни шагу, пока не обсохнете!

Старый Дудач рассадил внучат у печи, помог им снять пальтишки, а Пиля тем временем выложила на стол хлеб, отрезала пять ломтей и намазала их маслом.

Мария Пихандова, жена Само и дочь Дудачей, отворила двери в кухню и остановилась на пороге, еле переводя дух. Поглядела на своих детей, уплетавших за обе щеки хлеб, и улыбнулась.

Вошла, поздоровалась.

— Не поспела за ними, — говорила отпыхиваясь, — убежали от меня.

— Вот и хорошо, что пришли! — сказал отец.

— Они только что поели, ни к чему им…

— Не болтай! — одернула ее мать. — Гвозди и то смолотили бы! Намажь и себе хлеба!

— Говорю же, мы только что ели, — повторила Мария и скинула с головы белую шаль, закрывавшую ее фигуру до пояса. Она сложила шаль возле себя, расстегнула тулупчик и положила руки на свой тяжелый живот. Отец и мать внимательно следили за ней. Мария оглаживала живот, словно ласкала и согревала в себе человечка.

— Холодно, — сказала она как бы в оправдание, заметив, что родители наблюдают за ней. — До костей пробирает!

— Что у вас нового? — спросила мать.

— Поделили имущество.

— Как?

— На три части. Старая поле не захотела. Дом себе оставила.

— Так я и знала! — вырвалось у Пильки. — Ох и дуреха ты… тебя нешто там не было?!

— А что я могла? — застыдилась дочь. — И так ладно!

— Надо было пополам все делить. Одну половину вам, ведь вы за старым до последнего часа ходили и старую тоже обихаживаете… А вторую половину поделить между Валентом и Кристиной…

— И так ладно! — поддержал отец дочь. — Передряг меньше будет.