Владимир Шуля-Табиб - Еврейское такси

— Эй, Володья, ехай на Хьюз-стрит, угол Бедфорд-авеню. Там тебе будет стоять молодая полиятычка, хоуматтендант, везешь в Краун-Хайтс, адрес она скажет. Там 6 доллар. И смотри в боки, туда-сюда, там ТЛС-патруль сегодня, Лёша звонила.

Только этих ещё б……й и не хватало! Заработаешь 6 долларов, а штраф — минимум 500! Да ещё попадёшь на компьютер — пиши пропало! Но и отказаться не получится: все мы здесь такие, а клиента терять нельзя, кому-то всё равно ехать. А очередь — моя! Ладно, Бог не выдаст, ТЛС не съест!

Нет, день сегодня явно не мой. Только взял клиентку, смотрю — сели на хвост! Машина у них — без опознавательных знаков, потому сразу и не заметил. И ошибки нет, оба в полицейской форме, ведут внаглую. А чего им бояться? Но не останавливают, ждут момента расплаты с клиентом.

— Пшепрашем, пани! — На этом мои знания польского языка почти исчерпаны, но неважно, она смотрит с симпатией, значит, договоримся. — Пани розумеет по-русски?

— Да, хотя я не очень люблю русских. Но американскую полицию я не люблю ещё больше: я пять годов была нелегалкой, пока не вышла замуж за американского поляка. Что я должна помочь тебе?

— Ничего сложного, только не плати мне, скажешь, если спросят, что мы — друзья, я просто подвозил тебя по пути. Меня зовут Володя, фамилия — Гольдин, я живу в Бруклине, на Кони-Айленд, мне — 48 лет.

— O’кей, я — Малгожата Яворска, мне — 40, живу в Краун-Хайтс, мы едем ко мне домой. Давай, поверни на Кингстон-стрит, прямо, теперь направо и стоп.

Мы оба вышли из машины, полицейские тоже остановились, приготовились. На их лицах было написано полное удовлетворение: они даже в мыслях не держали, что я могу отказаться от оплаты уже сделанной работы! И тут Малгожата весело улыбнулась, прыгнула мне на шею и впечатала такой поцелуй, что я с трудом удержался на ногах!

— Пока, оккупант, это тебе — вместо 6-и долларов! Сдачи не надо!

Она весело засмеялась, взбежала по лестнице небольшого двухэтажного домика, махнула мне рукой и скрылась за дверью, оставив полицию в полном недоумении.

Я сел в машину и тихо тронулся с места. Полицейские резко развернулись и исчезли. Я внутренне перекрестился (хотя вообще-то надо было перезвездиться?) — пронесло!

…Занятная штука — еврейские праздники. Я только здесь их и увидел, на родине их не отмечали. Нет, кто-то, конечно, и отмечал, но только дома, втихую, без каких бы то ни было внешних проявлений. Ну, на Песах бабушка и мама покупали в какой-то полуподпольной пекарне мацу, но в нашем доме маца мирно соседствовала с обычным хлебом, а покупалась скорее для всяких вкусных вещей, которые из той мацы делаются. Бабушка мастерски делала хрэмзлэх, мама — имберлэх и кнейдл. Вот, пожалуй, и все. Не припомню, чтоб отмечались другие праздники.

Нам, кар-сервисным таксистам, в предпраздничные дни всегда работы по горло. Мы катаемся по 14 часов, доставляя подарки, мелкие грузы, кошерные продукты по религиозным семьям. Заказов много. Мешки по 20–30 килограммов, в каждую семью по два-три мешка. Впрочем, и семьи не как у нас: только детей по восемь-десять, плюс гости.

Мы заранее распределяем районы работы. Мне, скажем, Боро-парк и Квинс, Игорю — Нью Джерси, Изе — Лонг-Айленд. Другой раз наоборот, чтоб не было обиды.

С Боро-парком проще, этот еврейский район я знаю вдоль и поперек, все авеню и пересекающие их стриты под номерами, заблудиться невозможно. Адреса просты, как помидор. Зато ездить по Боро-парку в праздничные дни, особенно вечером — сплошной кошмар. Улицы узкие, запружены с обеих сторон машинами, а правила движения и парковки аборигены не то чтобы не признают, но по возможности игнорируют, если им эти правила мешают. Когда ночью хасид в своем черном одеянии вдруг вынырнет из-за машины или же вздумает вылезти из нее, то его замечаешь в самый последний момент. Я и сам удивляюсь, как еще никого не задавил. Так вот, развозим мы подарки. Подъезжаю к красивому двухэтажному дому, затаскиваю мешки с провизией. Холеная молодая хозяйка дальше прихожей меня не пускает, но дверь открыта, и я вижу сверкающий паркет, ковры, великолепную мебель. Хозяйка достает пачку фудстемпов — продуктовые талоны для бедняков, отсчитывает 250, заклеивает в конверт, пишет имя мясника и передает мне. Потом достает доллар — надо дать шоферу на чай за то, что таскал мешки, и, покрутив его в руках, прячет обратно, а мне отрывает однодолларовый фудстемп.

Неужели и она стояла в очереди за фудстемпами? И холеной белой рученькой в золотых кольцах принимала это государственное подаяние?