Владимир Топорков - Наследство

– А ну, мужики, давай заводи! Ты, Христина Петровна, теперь не беспокойся. Сейчас отряд весь в работе будет! Только вот…

– Что ещё? – спросила простодушно Христя.

– Да оно как, – Кузьмин переминался с ноги на ногу и на невысохшей земле оставался след в ёлочку от его резиновых сапог. – На сегодня, конечно, хватит, а на завтра, сама понимаешь…

Не надо было дальше говорить Христе, и она понимающе закивала головой:

– Ладно, ладно, завтра своих бабёнок настропалю, всё сделают…

В Ивановке после войны мужиков осталось наперечёт, овдовела деревня, может быть, поэтому ежегодно переизбирали бабы Христю председателем. И хоть была она женщиной горластой, с крутым характером, ценили её колхозницы за справедливость. Уж Христя не даст в обиду вдову, себе не возьмёт, а людям всё выложит, последним куском поделится. Как и все переносила она своё вдовство, да и двоих ребятишек надо на ноги ставить. И по первому зову Христи откликались люди и на дела тяжкие, и на займы разные, на поставки непосильные. Точно рассчитал Кузьмин – для своей «атаманши» ивановские бабы ничего не пожалеют, не то что масла, хотя маловато коров осталось в опустевшей деревне.

Христя дождалась, пока трактора покинула стоянку, ушли на пахоту, и, довольная, радостная, скакала снова в село, к своим «ополченцам», как она ласково величала вдов, за новым оброком. Кузьмин же подался в Осиновый Куст.

Кому Кузьмин загнал злополучное масло, может быть, на рынке продал, об этом он не распространялся, но вечером привёз в бригаду несколько бутылок водки, свежую щуку, буханку хлеба. Расторопного Кольку Астахова отрядил готовить уху, а сам смотался в деревенский магазин, купил несколько банок крабов.

– Самая мужская еда – эти крабы, – подначивал он трактористов.

– Почему, Миш, объясни?

– Девок после такой еды хорошо любить…

Ржала мужская компания, весело переглядываясь, и Мишка чувствовал себя героем, восседая за столом по-барски, командовал:

– А ну, плесни!

И, восторженные от дармовщины, так удачно добытой Мишкой, трактористы «плескали» своему кумиру в стакан побольше. Тот скоро захмелел, обводил сидящих за столом туманным взглядом, хвастался, растягивая слова:

– Завтра, братва, у нас то же будет. Только вы помалкивайте… Христя с ног собьётся, а масло нам поставит.

Сашка тоже сидел за столом, хлебал уху, но от водки наотрез отказался. Да и не научился он ещё водку пить. Кузьмин уставился на Сашку, долго ворочал отяжелевшим языком, потом, заикаясь, спросил:

– А ты-т че-го, как хмырь бо-лот-ный, си-дишь? На во-дку ду-ешь, да?

Сашка усмехнулся, но ничего не ответил, и это точно добавило прыти Кузьмину:

– Лы-бишь-ся, да?

И попытался через стол дотянуться до Сашки, вцепиться в ворот. Попадали ложки, стаканы, кто-то блажно вскрикнул, плесканув на себя обжигающей ухой, двое ребят схватили Мишку сзади за рубаху, притянули к скамейке. Он долго кряхтел, пыжился снова наброситься на Сашку, невозмутимо продолжавшего хлебать уху, но стражи оказались у Мишки сильные, они будто припечатали его к сиденью, и Кузьмин успокоился, а потом, выпив ещё немного, отправился в будку спать…

На другой день с утра трактора в поле не вышли, а у Сашки, как на грех, засорился карбюратор. Пока промывал, в поле прискакала Христя. Кузьмин уже поднялся, выскочил из будки. Розовощёкий ото сна, сладко потягиваясь, он пошёл навстречу Христе, с трудом растягивая улыбку на одутловатом с похмелья лице.

Но Сашка Грошев опередил его. Он бросил на пробивающуюся траву карбюратор, на ходу вытирая ветошью руки, подскочил к председательше:

– Тётя Христя, – крикнул он, хоть сзади ему показывали кулаки трактористы, а Кузьмин наступал с грозным видом, – не надо нам масла сливочного… Дурачат вас.

Христя поводья отпустила, на Сашку удивлённо посмотрела:

– Это как, Саш, дурачат?

– Не годится такое масло в трактора!

– Ах, так, – Христя сверкнула бешено глазами, круто развернулась, побежала к лошади. Лихо, по-мужски забросив правую ногу, она через секунду оказалась в седле, выхватила плеть.

Быстрее всех оценил ситуацию Кузьмин. С неизвестно откуда появившейся прытью он прыгнул в свою бричку, ударил лошадь вожжами, и та затарахтела, удаляясь от табора. Вслед за ним, пригнувшись к шее лошади, как заправский кавалерист, неслась Христя, размахивая плёткой.

Опешившие, наблюдали трактористы за этой скачкой и, когда Христя догнала бричку, горестно вздохнули: всё, пропал Кузьмин! Христя и в самом деле раза два удачно достала плёткой Мишку, и тот завыл протяжно, как волк на рождество, а потом юркнул с повозки в посадку.