Владимир Топорков - Наследство

– Ну какая же это авантюра, Ангелина Петровна! Подумайте сами – школьники работают на собственной земле, всё делают от начала до конца самостоятельно, зарабатывают деньги…

– Да мне же некого к ним приставить!

– А если я найду хорошего механизатора, примете его мастером машинного вождения?

– Ну, если только попробовать…

Вечером Бобров заехал к Степану в бригаду, рассказал о разговоре в школе. Плахов сразу всё понял, спросил коротко:

– Что от меня требуется?

– Отдай самого лучшего механизатора в школу.

– Да ты что, Евгений? – Плечи у Степана поднялись. – Зарезать меня хочешь? Нет, так не годится.

– Но ведь на дело прошу, сам подумай!

– Нет. – Степан замотал головой. – Не могу…

– Ну как знаешь. Я тогда к Дрёмову пойду, – сказал Бобров. – Он поймёт.

Бобров пробыл в бригаде около часа, и всё это время Степан думал о просьбе председателя. Понимал, что дело нужное, а вот только жаль было оголять бригаду.

– Послушай, – сказал он перед отъездом Боброва, – а если мы Сергея-лесника в школу отправим? Ты не смотри, что он рыжий, голова у него светлая.

– Да ведь Сергей давно в поле не работал.

– Не волнуйся, технику он знает хорошо, а другим делам, так и быть, подучу. Только чур – пусть бригада эта у меня работает…

Бобров возвращался в контору удовлетворённый. Давно не было у него такого хорошего настроения, последнее время всё больше заботы и тревоги. Но, похоже, стало что-то клеиться в работе, начались перемены к лучшему, хотя успокаиваться, конечно, нельзя, это самое страшное сейчас в его положении – успокоиться, утратить ощущение тревоги за дело, за землю… Нет-нет, об этом надо помнить постоянно.

Теперь Бобров всё чаще задумывался: а что надо сделать, чтобы начать реализацию тех проектов, которые сидели у него в голове ещё во время работы агрономом? Теперь ему никто не мешал – сам хозяин, надо только всё правильно рассчитать. Расчёты, правда, не очень утешали: не хватало ни техники, ни людей. Но главное направление всё-таки обозначилось – забота о плодородии земли должна стать делом повседневным.

Бобров предложил создать специальный отряд по вывозке навоза. На правлении его поддержали, и уже через неделю отряд заработал.

Встретился Евгений Иванович и с директором лесхоза Иваном Сергеевичем Просвириным. Тоненький, низкорослый, тот приветствовал Боброва недовольной ухмылкой.

– А, так это вы лесхоз грабите…

– В каком смысле? – удивился Бобров.

– А кто у нас лучшего лесника Сергея Бочарова забрал?

– Да это ж мы просто своё назад вернули, – засмеялся Бобров и тут же перешёл к делу – заговорил о лесонасаждениях на полях колхоза, и директор с удивлением посмотрел на него.

– Господи! – развёл наконец Просвирин руками. – Видать, я и в самом деле от жизни отстал. Да раньше мы ваш колхоз за версту обходили. Дунаев и слушать не хотел о лесополосах. Всё боялся, что земли много уйдёт на это.

– Ну, а я не боюсь, – сказал Бобров.

– Тогда отлично! – Просвирин хлопнул в ладоши. – Готов на любое сотрудничество. По рукам?

Они договорились, что в этом году лесхоз своими силами посадит сорок гектаров полос, возьмёт на себя их обработку, и Бобров уехал от Просвирина довольный.

И только одно беспокоило Евгения Ивановича – его отношения с райкомом. После собрания словно предгрозовое затишье воцарилось – никаких звонков, только начальник управления поздравил сквозь зубы с назначением. И Бобров понял: он теперь в районе «персона нон грата», как говорят дипломаты, и, стало быть, надо ему привыкать надеяться только на себя и не ждать ни от кого помощи.

Однажды позвонил Фокин, не поздоровавшись, хмуро спросил:

– Ну, как дела, председатель?

Бобров начал говорить о том, над чем сейчас работает, но Фокин не дослушал, и Евгений Иванович понял, что не это интересует районное начальство. Волновало секретаря, оказывается, другое: кому будет отдана квартира Дунаева? Собирается ли Евгений Иванович туда переезжать?

– Нет, – ответил Бобров.

Конечно, он знал, что председательский дом хорош, со всеми удобствами, но он и заикнуться не мог об этом Ларисе: знал, ей там будет страшно тяжело. Да и сам он не мог покинуть родительский дом, который стал теперь частью сердца, а ведь без сердца, даже его части, невозможно человеку ни жить, ни дышать.

Фокин немного помолчал, потом буркнул:

– А как вы посмотрите, если мы этот дом отдадим нашему бывшему заведующему орготделом? Да вы его, наверное, знаете?