Мария Свешникова - М7

Ильдар и девица уже вместе покосились на верхушку осины. И снова задул ветер, чуть не вырвав исписанный клочок из ее рук. Ильдар испуганно взял его и попытался разобрать почерк. Он искал в нем подобия, чтобы хоть одной буковкой, закорючкой или запятой он походил на Сабинин.

― А может, это ветер вам продиктовал? ― спросил, улыбаясь, Ильдар.

Но девица ничего не ответила и лишь, вернув ему благосклонную и благодатную улыбку, выпорхнула из сада скорби.

Когда Ильдар дочитал строки стихотворения, он попытался найти незнакомку глазами... Она вышла из сада скорби сквозь тучную арку и перешла улицу в один шаг ― рывком, как будто перепрыгивая из одного мира в другой. Мысли Ильдара путались и ворочались внутри головы. С одной стороны, начинало казаться, что все случившееся ему померещилось, но как тогда быть с листком, который он сжимал в потных ладонях? С другой стороны, его мистической и религиозной части думалось, будто Бог послал ему темного ангела (Ильдар считал, что светлого не заслужил), ворвавшегося в его одиночество и хоть на миг разрушившего бессердечную пустоту, которая захлестнула его с головой и нестерпимо долго не давала возможности вырваться. Ильдар потрогал лоб, чтобы удостовериться, нет ли у него жара, посмотрел на циферблат, уж не умер ли он ― пронеслось у него в голове.

Ильдар был жив. Был листок. Была та готическая незнакомка в саду скорби. Все было. Не приснилось и не причудилось. Куда теперь? Куда же теперь ему с этим листком? Ильдар принюхался. От листка пахло ладаном. Девушка, что передала стихотворение, носила черное. Она хоронила любовь. Он хоронил. Как же иногда сплетаются одиночества.

Она умела слушать пустоту и ветер, она умела различать и записывать. А он засыпать в саду скорби.

Ведь недаром же его туда привело отчаяние. Недаром он в забытьи набрел на загадочный сад в момент всеуничтожающего отчаяния, когда любая веревка, брошенная наземь растяпой-прохожим, предлагала ему повеситься, каждый обрыв, каждый балкон шептал ему «Шагни, прыгни», каждая машина моргала фарами и советовала не думать, а броситься под нее, поддавшись порыву. Ильдар уже был готов избавиться от этого кошмара любой ценой, но его остановил сад скорби.

Одним вечером, когда мутная гладь воды, покрытая маслянистым дыханием города, манила его внутрь себя, и он уже искал камень побольше, чтобы привязать к груди и отправиться на дно, он услышал мяуканье кота в глубине арки. Маленького, черного. Ильдар сразу окрестил его Бегемотом. Но в булгаковскую чертовщину не верил и зашел в арку. Сразу потеряв из виду кота, мужчина сел на лавку и через минуту-другую уснул, поглощенный спокойствием и дремотой. Проснулся утром. Живым. Без единой мысли о веревках и шагах вниз с высоты птичьего полета.

Этот сад его уже спасал. Ильдар уже находил в нем безмолвное понимание, услышал тишину, обрел покой, полюбил сон. И даже плакать Ильдар в скором времени смог только в саду скорби ― как будто там из него выходила боль и вместо тянущей, ноющей переходила лишь в легкое покалывание в сердце. А теперь эта незнакомка. Она же молода. Чуть моложе, чем была Сабина, когда ее не стало. И для чего? Для чего она носит черное?

За этими мыслями Ильдар не заметил, как ускорил шаг, как сам торопился по тротуару вниз к Котельнической набережной среди мрачных взглядов прохожих, ярко и аляповато выряженных, он искал фиалковый отлив глаз и черный потертый кардиган, он сканировал все, что попадалось ему на пути. Где-то возле заправки Ильдар перешел со спортивной ходьбы на бег, сражаемый одышкой, кистью потирая глаза, в которые дул пыльный режущий ветер, он бежал навстречу закатному солнцу. Сердце стучало так резво, как будто пересчитывало ребра сверху вниз. Вскоре в глазах начало мутнеть, Ильдар отошел с тротуара и присел на ступеньки двухэтажного здания со старыми витринными стеклами ― напротив кинотеатра «Иллюзион». Во рту пересохло, буквы плыли, и вывеска «Библиотека» странным образом перетасовалась в слово «библия», затем буква «я» растеклась в неровный размазанный крест, и Ильдар потерял сознание.