Надо ли говорить, как трудно было молодому правителю, опьяненному великой мощью свалившейся на него власти, последовать совету отца? Весь мир дрожал перед ним и, послушно склоняясь, слал нижайшие заверения в покорности. Весь мир… — все, кроме засевшего в Медине упрямца. Да кто он такой, этот Хусейн? И Йезид обязал губернатора Медины привести Хусейна к присяге. Одно из двух должен был получить дамасский халиф: либо «байю» — подписанную Хусейном грамоту о лояльности, либо голову мятежного имама.
Дальше главное — то, ради чего я тебе все это рассказываю. Хусейн отказался, бежал сначала в Мекку, а оттуда с горсткой сторонников выступил на север, в сторону Ирака, рассчитывая мобилизовать тамошних шиитов на борьбу с Йезидом. Под Кербелой он был окружен тридцатитысячной армией верных халифу воинов. Силы были настолько неравны, что Хусейн предпочел отпустить всех, кто не был заранее готов принять мученическую смерть вместе с ним. Осталось несколько десятков человек. Следующим утром, на рассвете, они атаковали многотысячную армию врага и сражались до самой смерти. Голова Хусейна была отправлена халифу в Дамаск. В качестве приложения следовали головы двоих его малолетних сыновей и подростков-племянников, детей его старшего брата, Хасана. Тела убитых бросили в пустыне без погребения.
Исламский мир был потрясен содеянным. Йезид бен Муавия после этого долго не протянул, но не в нем тут дело. Дело в том, что мученическая смерть, самоубийство во имя веры, шиада, шахидизм, обрели с тех пор авторитетный пример и ореол непререкаемой святости в глазах всех мусульман. Начиная с того осеннего утра под Кербелой и по сей день, включая недавнее осеннее утро над Манхеттеном, круглый год — в алжирском кафе и в московском концертном зале, в иерусалимском автобусе и в индонезийском ресторане — везде, по всему миру имам Хусейн снова и снова бросается навстречу смерти.
Теперь скажи — где во всей этой истории Сатана? Разве он лично творит зло? Очевидно, что нет. Он всего лишь вызвал к жизни халифа Йезида, а преступление уже совершил тот. Имам Хусейн был убежден, что умирает за веру. На деле же его гибель утвердила культ смерти, потянула за собой кровавую цепь злодеяний. Все в этом мире взаимосвязано, Иона, крест-накрест, в пространстве и во времени. Мелкая ошибка аравийского цирюльника спустя четырнадцать столетий оборачивается тысячами невинных, сгоревших в американских небоскребах. Так работает Сатана, Таус-Мелек, Азазел, бог йезидов. Ему не приходится пачкать руки самому — люди все делают сами. Иногда они даже думают, что жертвуют собой во имя Бога, но на самом-то деле — это Сатана запустил их в работу, подобно заводным механическим игрушкам… Подожди, я сделаю еще кофе.
Старый портье церемонно подтягивает затрепанные, но чистые манжеты и собирает со стола пустые стаканчики. Яник вздыхает и пожимает плечами.
— Красивая сказка, — говорит он. — Но ты не ответил на мой вопрос — безопасны ли здешние, сегодняшние йезиды? Я имею в виду — на практическом уровне, и Бог с ними, со сказками.
— Со сказками?.. — отзывается старик. — Я вижу, что ты так ничего и не понял, мальчик. Для тебя это, может, и сказки… — для тебя, для таких, как ты, для стран, откуда ты и твои приятели приехали сюда; но — не для этих мест. Тут все иначе. Тут связи, о которых я тебе говорю, не выглядят сказочными. Тут каждая деталь, каждое имя, каждое событие наполнены особым смыслом. Тут верят в переселение душ, в тайную силу слов; история здесь движется не поступательно, а по замкнутому кругу, как змея, кусающая саму себя за хвост. Твой мир линеен; тут царствует цикл… Взять хоть твое имя. Не может быть, чтобы ты не заметил здесь связанных с этим странностей. Ну, скажи, ведь заметил?
Яник неохотно кивает.
— Ну да, было… Курды-проводники… и еще…
— Вот! Что я говорил? А почему, знаешь? Потому что дух пророка Ионы, пришедшего сюда из Иудеи без малого три тысячи лет тому назад, еще живет в этих горах. Потому что йезиды помнят, как он предупредил ниневийцев о грозящей опасности, как он спас Ассирию от гибели. Кстати, они трактуют тогдашние события совсем иначе, чем ваше Священное Писание. По их мнению, твой тезка был посланником Сатаны, другом Таус-Мелека… а иначе — зачем ему было помогать грешному городу? Вот так. Оттого и почитают здесь Иону намного больше, чем на его родине. Один из двух больших ниневийских холмов даже носит его имя — Наби Юнус. Благочестивые йезиды не едят рыбу — знаешь, почему? — Из уважения к рыбе, проглотившей пророка Иону, когда он пытался убежать от своего предназначения, от поручения Сатаны.
Читать дальше