Е. Бирман - Рассказы

Сидя на санитарном предмете, вернее на его сидении, имеющем свою собственную историю жизни, о которой я только что рассказал, я заметил какое-то странное несоответствие нынешнего вида туалетной комнаты обычному ее образу, сложившемуся в моей памяти. Солнечный свет ярко ложился на джакузи, и в низине фигурного дна словно застыл водяной островок, чей берег был глубоко и многократно изрезан, язычки-мысы его были до странности высоки, будто это была не вода, а силикатный клей, пролившийся на белое дно. И еще (ну да, это из-за необычного обилия солнца, жалюзи задвинуты полностью в стену) было ощущение яркой просторной бесприютности, словно в больничной палате, не хватало уюта, или будто недоставало чего-то, например большого белого пушистого полотенца на его обычном месте, хотя оно висело, как ни в чем не бывало, на своем крюке…

Ну откуда, скажите мне, у телефона эта зловредная привычка звонить именно в такие моменты? Или это изощренная месть (чья?) за предпочтение незабрызганных брюк принципам ортодоксального мачоизма? Вдумаемся в ситуацию. Необходимо прервать процесс, натянуть одежду, помыть руки, вытереть их полотенцем и уж затем бежать к телефону, не говоря уже о том, что неплохо было бы нажать на рычаг санитарного предмета и захлопнуть дверь туалетной комнаты, чтобы звуки домашней «ниагары», преобразовавшись из акустической волны в электрический сигнал, не достигли ушей собеседника. Немыслимо успеть сделать все это даже для Супермена или Микки-Мауса. Какие именно операции из этой процедуры вы решите опустить, чтобы успеть к телефону, мы не спрашиваем, уважая неприкосновенность вашей частной жизни. Но если же вы оставили звонок без ответа — увы, нам нечего вам сказать. Вы предпочли сухой формальный порядок, заведенную рутину — живому человеческому общению, вы живете не по Прусту.

Звонок был от старого знакомого. Это было предложение работы. Не соглашусь ли я быстро выполнить одну штуку — спроектировать многоточечную систему централизованного контроля утечек ракетного топлива. Есть еще один параметр, но об этом не по телефону. Конечно, не по телефону: там, где контролируют утечки ракетного топлива, неплохо бы измерять еще и уровень радиоактивного излучения. Я согласился, но, положив трубку, немного загрустил — на какое-то время мне придется проститься с исследованием глубин человеческого существования, с волшебством и роскошью чувств, с дрожью предвкушения неизведанных наслаждений и ознобом ожидания счастья, с горячим биением возбужденного, нервного пульса жизни по Прусту.

— Орфей! Ты сидишь на камне?

— Да.

— Ты думаешь обо мне?

— Конечно.

— Что ты делаешь целыми днями?

— Развлекаю себя воспоминаниями и страхом смерти.

— Не бойся.

— Ладно.

— Вакханки приходили за тобой?

— Да. Сказали, что придут еще. И все же я чувствую приближение смерти.

— Как ты можешь чувствовать это?

— Я начинаю лукавить с богами. Я стараюсь понравиться им.

— Рассмеши меня.

— Ничего не приходит в голову.

— Да ладно! Я уже смеюсь. Ты ведь помнишь, как я смеюсь. Рассмейся, как я.

— Я попробую.

— Вот видишь — похоже. Ты еще поживешь без меня.

Инженер-механик Хигин вышагивает по беговой дорожке в спортивном зале города М. На опорной раме снаряда надпись «Made in USA». Но скорость (пока только — 6,5) — в километрах в час, а не в милях в единицу времени и инструкция на пульте — на иврите. Ноги Хигина отмеряют третий километр, голова же занята мыслями о кресле для армейского снайпера. С тех пор как он получил задание на проектирование этого кресла, он стал внимательнее присматриваться к анатомическим особенностям человеческих тел.

На дорожку перед ним поднимается гибкая молодая особа лет двадцати семи, по грубой оценке Хигина. Она бросает полотенце на поручень снаряда, оглядывается вокруг, скользнув взглядом и по нему, инженеру-механику Хигину, и, не спеша, приступает к прогреву мышц.

Он уже раньше заметил ее. И на беговой дорожке, и в холле. Тогда в холле она говорила по сотовому телефону, и ее голос показался Хигину слишком резким и речь неизысканной, не гармонирующей с той волшебно легкой походкой, которой она пересекала коридор. Ни разговор по телефону на ходу, ни тяжелая висящая на ней спортивная сумка, ни пронесшиеся перед ней кричащие дети не помешали ей поймать его взгляд, хотя он чуть отвернул голову, сузил глаза и надел на лицо маску игрока в покер.