Олег Рябов - КОГИз. Записки на полях эпохи

Шура был очень чувствителен к запахам. Он мог различать даже те, которые многим недоступны: запах смерти, или страха, или вообще удивительный запах болезни, состоящий одновременно из неуверенности, кислоты и усталости. Шура безошибочно определял, кто симулирует, а кому срочно надо к врачу.

Запах бедности, который назойливо доходил до Шуры от его новых соседей, был внове для этого дома и этого двора, сформированного пятью большими деревянными двухэтажными домами, построенными в конце двадцатых годов крупными инженерами и профессорами-водниками на кооперативной основе. Здесь, во дворе, имелись не только детские качели и барабан с песочницей, но и волейбольная площадка и даже травяная лужайка для игры в крокет. Здесь в квартирах убирались домработницы, а детей лечили частные врачи Пальмов и Симолин.

Новые соседи появились недавно, по словам мамы, с год назад, в порядке уплотнения. Во время войны уплотняли многих, особенно не церемонились с семьями, в которых были репрессированные. Беженцы с Украины, Белоруссии, эвакуированные из блокадного Ленинграда – ими был заполнен город, и возвращаться к себе они не торопились.

Семья новоявленных Шуриных соседей состояла из Дуняши, маленькой молчаливой трудолюбивой женщины, которая работала с утра до вечера в Оперном театре, пытаясь кое-как содержать семью. В Оперном она была уборщицей, прачкой и белошвейкой и еще подрабатывала на Сенном рынке, откуда регулярно приносила то кусок рубца, то сумку картошки, то воблы, то семечек. Муж ее, Александр Иванович, был инвалид без обеих ног, но с двумя орденами Славы; с утра он, чисто выбритый, на подшипниковой тележке «вставал» у проходной Оперного театра и тихонько мурлыкал арии из всех ведомых и неведомых опер – где только он их выучил? К вечеру его, пьяненького, привозили мальчишки во двор и оставляли, пристегнутого ремнями к тележке, спать около крыльца. Был у Дуняши с Александром Ивановичем десятилетний сын Колька. Колька-инвалида – звали его все во дворе, чтобы не путать с другим Колькой, Колькой-лысеньким.

Колька-лысенький и Колька-инвалида считали себя закадычниками. Это означало, что они не просто друзья – у них было и общее имущество: три склада и штаб.

Первый склад у закадычников находился под крыльцом у Кольки-инвалида. Там они хранили свой самый несерьезный игровой инвентарь: биты и чушки для городков, лапты для игры в чижа, ходули большие и малые, водилку с колесами. Об этом надо поподробнее. Любое колесо: велосипедное, крышка выварки, обруч от бочки, а самое лучшее – большое чугунное кольцо с печки-голландки – можно катать крючком-водилкой, сделанным из проволоки-катанки. Сначала от ржавой бухты толстой катанки отрубается кусок с метр длиной. Потом он отжигается на костре, чтобы стал мягким. Из него сгибается крючок на одном конце и ручка на другом – так получается водилка.

Под крыльцом хранились и луки со стрелами, и мечи, обитые жестью, и щиты из фанеры, и копья, и дротики, и просто половинки кирпичей.

Но главный склад мальчишек был в сарае-дровянике Кольки-лысенького. Мать доверяла ему ключи от сарая, потому что он ходил за дровами и в погреб. В сарае у пацанов хранились уже настоящие ценности. Во-первых: полтора велосипеда – один полноценный, на нем можно было кататься, правда, он был дамский, с низкой рамой, восстановленный, с остатками красивой розовой сетки, закрывающей задние колеса. Это было даже хорошо: Колька-лысенький был небольшого роста, и на взрослом велосипеде ему приходилось бы ездить под рамой. Вот для второго велосипеда пацаны никак не могли подобрать руль. И рама, и вилка, и оба колеса отличные: камеры заклеены, восьмерки выправлены специальным ключом для спиц, а руль подходящий нигде не могли найти. Чуть ли не через день они обходили все местные свалки: и за Сенной в Татарских оврагах, и в Лапшихе, и в Пушкинском садике, куда свозили разный мусор и отходы производства с заводов. Там, кстати, можно было найти авиационную резину для рогаток, а иногда даже такую ценность, как подшипники для самоката.

С самокатами у закадычников тоже была проблема: у Кольки-лысенького хороший полноценный самокат на трех подшипниках, а у Кольки-инвалида имелся только один маленький подшипник, который никуда не присобачишь. Зато у него были настоящие финские санки, не финки-железки, согнутые из полудюймовой трубы, а фирменные, с деревянной наборной сидушкой и тормозом-скребком. Правда, у санок было отломано одно лезвие, но дядя Леля из углового дома обещал к зиме приварить новый полоз у себя на заводе.