Олег Рябов - КОГИз. Записки на полях эпохи

– А как же быть с желаниями?

– Ну, Ленечка, твое желание, это – святое желание. Вот в Америке сейчас все занимаются петингом.

– А что это такое?

– А это то, чем занимаемся мы с тобой.

– Жаль!

– Что жаль?

– Что мы все скоро будем жить, как в Америке.

– Нет, у нас в России всегда будет так, как было всегда.

– В смысле?

– В том смысле, что я вот хочу уехать в Якутию или на Сахалин. И уеду. Только пока еще не знаю с кем. Поедем жить и работать на Сахалин?

– Нет, спасибо! У меня другие планы. А ты Юрку Крупина пригласи. Он в общежитии живет. Он с тобой и со своей гитарой куда хочешь поедет. Ему чем дальше, тем лучше.

– Ну, насчет Крупина – я подумаю. Ты вот что объясни мне: почему все нормальные поэты не признают поющих поэтов? Любят, но не признают.

– Не знаю. Я Мишке Песину говорил, чтобы он не брал сюда гитару, если хочет нормального обсуждения. Но он заявил, что ему наплевать на обсуждение. Мол, он едет песни попеть и побалдеть.

– Смотри: вон под тем нависшим кустом плавают две утки. Я думала, что они ночью спят на берегу, а эти… Непонятно!

– Сейчас же идет перелет. Может, это северные. А может, кормились в лугах, сюда прилетели и сейчас спать лягут, в смысле усядутся на берегу. Стой, не шевелись! У тебя в волосах такой красивый листок запутался.

– Это что?

– Это новые мои стихи, посвященные тебе!

В это время послышался какой-то шум на террасе главного корпуса, в котором работал, гулял, а теперь отдыхал фестиваль. Парадная входная дверь с шумом распахнулась и захлопнулась, из нее прямо-таки вывалился, чуть держась на ногах, Юрий Крупин. С большой бутылкой. Видимо, бормотухи. Не удержав равновесия, Крупин завалился и покатился по ступенькам, пересчитав их все до одной своими косточками. Бутылка выпала, но не разбилась. Да и вытекло из нее не много, потому что Крупин сначала встал на четвереньки, потом разыскал бутылку и только после этого с трудом окончательно выпрямился. Пройдя с десяток шагов в сторону от дорожки, он взгромоздился верхом на старый, вросший в землю бетонный брус, наполовину скрытый большущим кустом непонятной, из-за облетевшей листвы, породы. Свет от дежурного фонаря, висевшего над террасой, почти не достигал укромного уголка, где пристроился Крупин. Но и Юленька, и Ленечка смогли различить, как он закинул голову с прижатой к губам емкостью и уже через мгновение его огромная, почти двухметровая фигура упала под куст. После этого, казалось, и весь фестиваль затих: не было слышно ни звуков, ни признаков какого либо движения.

– Нам, наверно, пора, – прошептала Юленька Соринсон.

– Да, наверно, – ответил Леонид.

Они в обнимку, прижавшись друг к другу, шли к главному корпусу, и вроде бы все должно было правильно завершиться, если бы не странный, совершенно не джентльменский поступок Леонида. Вдруг у самого крыльца он поспешно проговорил:

– Юля, ты извини меня, пожалуйста, я не смогу тебя проводить до номера. Ты дойдешь одна? Я хочу помочь Крупину. Он, по-моему, заснул мертвецким сном, и если его не поднять сейчас, он может обезножить, или почки с легкими потерять. Уже морозцем прихватывает: вон на лужицах – ледок. Я попробую его затащить в корпус. Я тебя чмокну в щечку и беги спать.

Юленька была обескуражена Ленькиной беспардонностью и примитивизмом. Она не смогла найти даже пары слов для ответа и, пожав одним плечом, стала подниматься по ступенькам, брошенная поэтом-кавалером.

Курин выволок Крупина из-под куста за руки. И если вначале тот еще что-то невразумительное бормотал, то около крыльца вырубился окончательно и лежал просто трупом. Леонид не считал себя хиляком, но как затащить эту стокилограммовую тушу в корпус, он пока не представлял. Надо было кого-то звать на подмогу. Если б удалось хоть на минуту поставить Юрку на ноги, то дальше не так уж трудно было перекинуть его через плечо – как мешок, и – все. Ну чего особенного – мешок в сто килограммов!

Тут входная дверь распахнулась, и на ярко освещенную площадку террасы вышел в олимпийском костюмчике и во всей своей низкорослой красе инструктор обкома Котов. Он, видимо, собирался совершить небольшую пробежечку перед сном или просто подышать воздухом, очистившимся от миазмов творчества. И тут на свою беду столкнулся с тем, чего целый день боялся и ожидал. Леонид же, наоборот, увидел в этом явлении знак свыше и, не задумываясь, радостно воззвал: