Рязанов Михайлович - Наказание свободой

— Давай, Юрок, пайку.

Юрка, вовсе не какой не Юрка, а Юлдаш, по кличке естественно. Зверь угодливо, с улыбочкой исполнил Лёхино указание. Зверем его звали не за дерзкий характер и не за особо жестокое преступление, а потому что уродился азиатом, одним из тех двух татар, о которых упоминал Обезьяна в беседе со мной. Блатные, приклеивая такую кличку, исходят из следующего «логического» рассуждения: не русский — значит зверь, то есть — нецивилизованный, дикарь.

Вопиющую несправедливость Обезьяна открыто проявил к Васе — его, русского, отверг, а какого-то «зверя» — оставил.

А я, наслушавшись досыта грызни Обезьяны с Васей и другими, с великой тоской подумал: бог ты мой, в подобной обстановке, так обращаясь друг с другом, люди вынуждены жить годы, десятилетия, изо дня в день, а то и всю свою жизнь — какое же это величайшее несчастье для человека — оказаться в тюрьме, среди самых гнилых отбросов общества, видеть всё это, слышать, мучиться! С ума сойти запросто!

Тем временем в детских пальчиках Лёхи (правду он сказал начальнику, с гордостью заявив, что в жизни своей ничего тяжелее чужого кошелька не держал) появился тонюсенький, из ножовочного полотна и со спичку длиной, ножичек в форме финки. Лёха ловко, ровными дольками нарезал хлеб, похожий больше на сырую глину.

— Вы, уркаганы нещасные, как ржануху хаваете? Ломаете грабками, в хлебальник запихиваете сразу кило. А интеллигент гнилой? Он, фраерюга очкастый, или маруха евоная отколупнёт кусочек с хренову душу. Такой кусочек Вася налету, нежёвано, как чайка морская, проглотит.

— Чо тебе — Вася на хуй соли насыпал? — пробубнил издалека Тракторист, занятый игрой в карты.

— И своим очком растёр, — парировал Лёха. — А он, фраер поганый, на этот кусочек масла-херасла намажет, сверьху сыр положит голанский, тонко нарезанный, что сквозь его всё видать, а уж опосля семь раз, курва, откусит. Да ещё недоеденную крошку на тарелочку положит, как бы сыт, не хочет больше, сучий потрох. Во, кнокайте. [150] Кнокать — смотреть, глянуть (феня блатных).

И Лёха, чуть-чуть приоткрыв губы, жеманно отщипнул от ломтика самую малость, закатил кверху глаза, смакуя воображаемый бутерброд, и двумя пальцами осторожненько положил огрызочек на выщербленную и загрязнённую до черноты столешницу, сбитую из половых плах.

— А во как фраера суп хавают с крокодилками. Не спешат, как голый ебаться или какой-нибудь Вася из колхоза «Красный лапоть».

На сей раз Тракторист пропустил насмешку мимо ушей.

— Вася, колхозник паршивый, тюрю свою засасывает, будто конь пердит. И чавкает, будто глину бригада в яме месит. А Фан Фаныч как бы вольёт в себя ложечку и салфеткой, которую Вася в жизни своей не кнокал, губы прижмёт. Вася нажрётся, и, пока не рыгнёт, от корыта не оттянешь его. А Сидор Поликарпыч поклевал вилочкой какую-то там коклетку по-пожарски или мясцо по-строгановски, пожевал и из-за стола выпулился, «пардун» сказал, ежели кому на лапу наступил. Поняли, голубки, какие две большие разницы? Завтра покажу, как с дамами надо обращаться, с проститутками ихними. Как себя в обществе вести. Это вам не Дуньку за сиськи имать на блатхате, [151] Блатхата — притон (воровская феня). здеся особое обхождение требуется. Сам я никогда ни в каком ресторане не рисовался…

— И где ты всего этого нахватался, как собака блох? — съязвил Тракторист, закончивший шпилить в картишки.

— Деревня ты вшивая! Грузчик ты волжский. И вопче: зачем тебя мама родила? Лучше бы сделала аборт, — беззлобно и как-то заученно ответил Лёха. — Дубина ты неотёсанная, стоеросовая.

Оба спорщика выглядели вполне мирно и, кажется, удовлетворёнными пререканиями — в своё удовольствие поупражнялись в красноречии. После отбоя наступил очередной час трёканья. На сей раз жребий выпал Васе. Он долго отнекивался:

— Чо вам, братва, расскажу? Ничего не знаю. Окромя воровства да тюряги.

Но уступил домогательствам «масс» и предложил:

— Я вам загадку загадаю. Бля буду, никто не додует. [152] Додуть — додуматься (феня).

— Валяй, — согласились слушатели.

— В стихах Пушкина, — предупредил Вася и продекламировал:

— Туфту Вася задвинул, — сказал какой-то «буровик» недовольно.

— А ты сам-то хоть допёр? — спросил Васю Лёха Обезьяна.

— А то как жа, — простодушно похвастал Тракторист.

— Нет, ни хера ты не знаешь, — категорически заявил Лёха.