Рязанов Михайлович - Наказание свободой

Но грызуны донимали их. Крысы, например, не меньше представителей «голубой крови» обожали разную вкуснятину: сливочное масло, рафинированный сахар, твёрдые колбасы и копчёности… И умели добираться до них, несмотря ни на какие препоны.

И тогда пахану, самому, естественно, умному и мудрому, пришла в голову гениальная мысль: а почему бы не завести кошку? Или, на худой конец, — кота.

Задумано — сделано. Так в нашей юрте появился малюсенький пушистый котёнок местной породы. На него сбежалась поглазеть вся юрта. И не только наша. Кое-кто из старых зеков не видел такого обычного домашнего животного много лет. Хотя недавно по пути на делянку мы встретились с сохатым и изрядно перепугали его своими дикими криками. Он унёсся в чащу, как ураган, ломая всё на своём пути лопатками-рогами.

Гордый и счастливый, довольный приобретением, блатарь по кличке Самурай лежал на своей пудовой перине, но обутый в хромовые комсоставские прохаря. Возможно, по национальности он был татарин. Или башкир. А может, кто-то из других азиатов, но не житель Страны Восходящего Солнца, это точно. Однако кличка у него была именно Самурай.

Блатарь возлежал на спине, а по густо татуированной груди его ползал крохотный пискучий пуховый комочек. Самурай самолично кормил его с пальца молоком, ласково матеря. Трогать котёнка разрешалось лишь ближайшим кентам [263]владельца, тоже, разумеется, блатным. Не дай бог кому нарушить запрет — беда, поломанным ребром не отделаешься. Но мужики — народ дисциплинированный с детского сада и пионерлагеря и — до концентрационного. Не положено, значит — не положено. Обойдёмся поглядом.

С той поры Самурай не расставался со своим любимцем. Потому что редко изволил выходить на работу. По хлибкости здоровья. Подорванного картёжничеством.

У нас не было медсанчасти. В штабном бараке одну комнатушку выделили под медпункт. Единственным медиком в лагере был санитар. В его распоряжении находились несколько мотков бинта, клок ваты в стеклянной банке, бутылки йода и зелёнки, а также коробка каких-то таблеток от всех болезней. Из инструментария на вооружении медбрата имелся градусник с расщёлканной по стеклянной трубке — пунктиром — ртутью. Поскольку палаты для больных не существовало, признанные таковыми отлёживались в юртах. Особо тяжёлых увозили, если успевали, в головной лагерь. Но не так скоро, как жмуриков, всё-таки им не давали протухать.

Самурай «болел» в юрте. Не настолько сильно, чтобы его отправить в головной лагерь, но и столь «серьёзно», чтобы отправить на работу. И «лечился» он в основном анашой и котом, которого держал на руках почти постоянно. И спал с ним, а не с женой Ванюшкой.

Когда котишко достаточно подрос, Самурай, растлитель по натуре, превратил его в сексуального партнёра. Обычное дело. И если до этого совращения котишку кликали, как и полагалось, Васькой, то после переименовали в Миню, вроде бы Михаила, но минями звали и минейчиков. [264]Развратником кота хитроумный Самурай сделал, подкупив сливочным маслом. Наблюдая эту сцену, дружки наглеца-пахаиа хохотали до слёз. Да и сам он блаженно лыбился, истекая сладкой слюной. Однако никому своего любимца, а точнее — возлюбленного, не доверял. И в прокат не давал. Наверное, из ревности.

Слизывая ежедневно сливочное маслице, Миня вошёл во вкус, растолстел, разленился и стал таким же вальяжным, как его хозяин. И равнодушно взирал на нас, заскорузлых работяг. Мышей он по молодости ловил, однако вскоре понял, что эта суета ему ни к чему. Чем и подтвердил своё особое положение. Но Самурай не был бы уркой, если бы не выжал из своего ближнего всё, что возможно. И сверх того. Даже если этот ближний — кот. Пусть и породистый, чистокровный сибирский. Дело в том, что Миню не совсем удовлетворяли сексуальные утехи с Самураем. Когда в посёлке призывно замяукала кошечка, её за километр услышало чуткое Минино ушко. И он отправился на свидание, найдя подходящую щель в заборе. Вернее, расширив зазор под доской и соорудив лаз.

Горю Самурая не было предела. Его не утешила лагерная общая жена Андрюшка. Язык у неё не был столь сексуально шершавым. И она, вернее он, а впрочем, не знаю, к какому полу это существо отнести, словом, оно не могло конкурировать с Миней.

Прошёл едва ли не месяц. Никто уже и не надеялся на возвращение блудного кота. И хозяин — тоже. Но однажды он появился возле юрты, худющий и оголтело орущий. От голода. Радости Самурая не было предела. В честь Мини, которого все списали по восемьдесят второй статье (побег из мест отбытия наказания), пахан устроил «банкет». С чаепитием и планом (анашой). Коту не нравился этот наркотик. Но он терпел. Ради масличка. Жёстокий, равнодушный и беспредельно хамовитый блатарь был нежен со своим любимцем. Кстати сказать, сидел он за бандитизм. Жена Андрюшка сразу же была изгнана с пахановского ложа.