Харуки Мураками - Норвежский лес

— Как, нормально? Только смотри, чтобы я не забеременела, — тихо сказала Рэйко. — Стыдно в таком возрасте ходить с животом.

— Все в порядке. Можно не беспокоиться.

Пенис вошел до упора — она задрожала и вздохнула. Лаская ее, нежно поглаживая по спине, я сделал несколько движений и вдруг кончил. Стремительная, безудержная эякуляция. Я прильнул к Рэйко, и в эту теплоту из меня несколько раз вырвалась сперма.

— Не удержался… — сказал я.

— Дурашка, не забивай себе голову, — шлепнув меня по заду, сказала Рэйко. — Или ты думаешь об этом всякий раз, когда спишь с девчонками.

— Ну… да.

— Пока ты со мной, можешь не думать. Забудь. Кончай, сколько и когда захочешь. Как настроение? Лучше?

— Намного. Поэтому не утерпел.

— И не нужно терпеть. И так нормально. Мне тоже было очень хорошо.

— Я вот что думаю…

— Что?

— Еще не поздно в кого-нибудь влюбиться. Рано ставить на себе крест.

— Я подумаю… об этом, — сказала Рэйко. — Интересно, в Асахикаве люди занимаются любовью?

Немного погодя я опять ввел отвердевший пенис. Рэйко вдохнула и зашевелилась подо мной. Обняв ее, я потихоньку двигался и разговаривал с ней обо всем на свете. Как это было замечательно — разговаривать, находясь у нее внутри. Я шутил, она прыскала, и сотрясения ее тела передавалась пенису. Мы долго лежали обнявшись.

— Так очень приятно.

— Двигаться тоже неплохо.

— Ну-ка попробуй…

Обняв ее за талию, я вошел до самого упора и начал вращать телом, кайфуя от этого ощущения, и в завершение всего с наслаждением кончил еще раз.

В конечном итоге, меня хватило в ту ночь на четыре раза. После четвертого Рэйко, закрыв глаза, глубоко вздохнула, и ее тело несколько раз едва заметно сотряслось.

— Мне до конца своих дней можно больше этим не заниматься, — сказала Рэйко. — Ну, скажи? Пожалуйста? Мол, успокойся, ты исчерпала свою долю оставшейся жизни.

— Кто знает? — сказал я.

Я предлагал полететь на самолете — и быстрее, и удобней, но Рэйко настаивала на ночном поезде.

— Мне нравится паром Аомори-Хакодатэ [64] Паром, соединявший г. Аомори (о. Хонсю) и г. Хакодатэ (о. Хоккайдо). . Не хочу я лететь, — сказала она.

Я проводил ее до станции Уэно. Она держала в руке гитарный чехол, я — дорожную сумку. Сидя на платформе, мы дожидались поезда. Она была в том же, в чем приехала в Токио, — твидовый пиджак и белые брюки.

— Как ты считаешь, Асахикава — не сильно плохой город?

— Асахикава — хороший город.

— Серьезно?

Я кивнул.

— Я напишу.

— Мне нравятся твои письма. Хотя Наоко их все сожгла. Такие хорошие были письма.

— Письма — всего лишь бумага, — сказал я. — Жги их, не жги, что должно остаться — останется, что нет — то нет.

— Если честно, мне… очень страшно. Ехать одной в Асахикаву. Поэтому пиши, ладно? Читаешь твои письма — и кажется, будто ты всегда рядом.

— Раз так нравятся, напишу, сколько угодно. Хотя можно не беспокоиться. У такого человека, как Рэйко, все будет нормально.

— Вот еще что. Такое ощущение, будто внутри у меня что-то переворачивается. Или это иллюзия?

— Остаточные воспоминания, — хмыкнул я. Она тоже засмеялась.

— Не забывай меня.

— Не забуду. Никогда.

— Пожалуй, мы с тобой больше не встретимся, но где бы я ни была, всегда буду помнить тебя и Наоко.

Рэйко посмотрела мне в глаза. Она плакала. Я не удержался и поцеловал ее. На нас глазели какие-то пассажиры, но мне уже было все равно. Мы живы и нам нужно думать только о том, как продолжать жить дальше.

— Будь счастлив, — сказала на прощанье Рэйко. — Я… посоветовала тебе все, что могла. Больше мне сказать нечего. Кроме одного — будь счастлив. Будь счастлив за нас троих: меня и Наоко.

Мы пожали руки и расстались.

Я позвонил Мидори и сказал:

— Мне очень нужно с тобой поговорить. Мне есть, что тебе рассказать. Мне многое необходимо тебе рассказать. Мне никто не нужен в этом мире, кроме тебя. Хочу встретиться с тобой и поговорить. И начать с тобой все с самого начала.

Мидори долго молчала на том конце провода. Длилась такая тишина, словно во всем мире над всеми лужайками моросит дождь. Все это время я стоял с закрытыми глазами, упершись лбом в стекло телефонной будки. Наконец Мидори прервала это молчание.

— Где ты сейчас? — тихо спросила она.

Где я сейчас?

Держа в руке трубку, я поднял голову и осмотрелся. «Где я сейчас?» Но я не знал, где. Даже не мог представить. Что это за место? В моих глазах отражались лишь бесчисленные фигуры бредущих в никуда пешеходов. И только я продолжал взывать к Мидори из самой сердцевины ниоткуда.