Харуки Мураками: Норвежский лес

Стоял день начала осени — такой же ясный и отчетливый, как и ровно год назад, когда я ездил к Наоко в Киото. Белые и тонкие, как кости, облака. Высокое, словно распахнутое небо. «Снова осень», — подумал я. Запах ветра, оттенки солнечных лучей, расцветшие в высокой траве маленькие цветы, особые тени звуков напоминали мне о ее приходе. С каждой сменой времени года постепенно увеличивается расстояние между мной и мертвецами. Кидзуки по-прежнему семнадцать, Наоко — двадцать один… навеки.

— Вот, здесь совсем другое дело — можно вздохнуть свободно, — выйдя из автобуса и оглянувшись по сторонам, сказала Рэйко.

— Еще бы — здесь совсем ничего нет, — сказал я.

Я провел Рэйко в дом с заднего входа. Она то и дело восхищалась.

— Ну скажи, разве плохое место? — говорила она. — Ты сам все это смастерил? В смысле — полки, стол?

— Да, — ответил я, заваривая чай.

— А ты — мастер, Ватанабэ. И в комнате вполне чисто.

— Спасибо Штурмовику. Это он привил мне чистоту. Хозяин дома счастлив. Говорит, что я очень бережно всем пользуюсь.

— Ах да… Пойду, поздороваюсь с хозяином, — сказала Рэйко. — Он ведь живет в том конце сада?

— Поздороваться? Зачем с ним здороваться?

— Ясное дело зачем? Что подумает хозяин, если увидит, как к тебе завалилась странная тетка пожилого возраста, которая к тому же бренчит на гитаре. В такой ситуации лучше все уладить с самого начала. Вот — я для этого даже сладости привезла.

— Предусмотрительно, — восхитился я.

— Что поделаешь — опыт. Представлюсь твоей теткой по материнской линии из Киото. Имей в виду на будущее. Как раз хорошо, что у нас разница в возрасте. Никому ничего дурного и в голову не придет.

Она достала из дорожной сумки коробку сладостей и ушла. Я уселся на веранде, пил чай и играл с котом. Рэйко не возвращалась минут двадцать. А когда вернулась, достала из сумки жестяную коробку «сэмбэй» [57] Тонкое сухое японское печенье из риса. и протянула мне:

— Подарок!

— О чем можно говорить целых двадцать минут? — пробуя печенье, спросил я.

— Конечно, о тебе, — ответила Рэйко, взяв на руки кота и прижавшись к нему щекой. — Говорит, аккуратный, серьезный студент, они с женой не нарадуются.

— Это про меня-то?

— А про кого еще? — хмыкнула Рэйко. Затем заприметила мою гитару, немного ее подстроила и заиграла «Desafinado» Карлоса Джобима. Давно я не слышал, как она играет, но, как и в прошлый раз, душа моя согрелась. — Что, начал играть?

— Увидел, что валяется в сарае, — взял попользоваться. Понемногу тренькаю.

— Ладно, позже дам тебе бесплатный урок, — сказала Рэйко, отложила гитару, сняла твидовый пиджак, прислонилась к столбу веранды и закурила. Под пиджаком на ней была рубашка в полоску с коротким рукавом.

— Что скажешь — красивая рубашка?

— Да, — согласился я. — Очень стильный рисунок.

— Это от Наоко, — сказала Рэйко. — Знаешь, у нас с нею был почти один размер. Особенно когда она только туда поступила. Потом, правда, немного располнела и уже не влезала в старое. И все же можно сказать, что одинаковый. И рубашки, и брюки, и обувь, и шляпы. Кроме лифчиков. Их размер отличался по причине полного отсутствия у меня груди. Поэтому мы всегда менялись одеждой. Или же вместе носили одну и ту же.

Я как бы заново окинул взглядом тело Рэйко. Действительно, рост у нее почти такой же. Но из-за формы лица и тонких запястий Рэйко казалась выше и худее. Однако если присмотреться, она была довольно крепкой.

— Все это — брюки, пиджак — осталось от Наоко. Тебе, наверное, неприятно видеть меня в ее одежде.

— Нет, почему? Она только обрадуется, если кто-то будет их носить. Особенно если этот кто-то — Рэйко.

— Удивительное дело, — сказала Рэйко, тихонько щелкнув пальцами. — Завещания никому не оставила, но распорядилась, как поступить с одеждой. Размашисто написала одну единственную строчку на листе бумаге, который я потом нашла на столе. «Отдайте всю одежду Рэйко». Странная, правда? Как она может думать об одежде, собираясь умереть. Разве это важно? Наверняка, много чего хотела сказать.

— А, может, и ничего.

Рэйко курила, погрузившись в свои думы.

— Наверное, хочешь все узнать по порядку?

— Да, конечно.

— Результаты больничных анализов показали, что она идет на поправку, но мы решили, что на всякий случай лучше именно сейчас пройти интенсивное лечение. И Наоко переехала в осакскую клинику. Сравнительно надолго. Но об этом я, вроде бы, уже писала. Я отправила письмо примерно десятого августа.