Грейс Пейли - Мечты на мертвом языке

Так вот, отец Фейт, пучеглазый, с крючковатым бледным носом, заглянув в комнату и попав под атаку послеполуденного солнца, увидел только, что Фейт пошла к шкафу, где висел ее жакет, а ни слез, ни прикушенных губ не разглядел.

— Фейти, если тебе действительно пора, я тебя провожу. Радость моя, я так давно тебя не видел, — сказал он. Ждать ее он отступил в коридор — чтобы не подпасть под магнетическую власть миссис Гегель-Штейн.

Фейт поцеловала мать, и та шепнула ей в мокрое ухо:

— Возьми себя в руки, не будь размазней. Тебе двоих детей поднимать.

Она поцеловала и миссис Гегель-Штейн, потому что ее так воспитали — не обижать никого, особенно тех, кого терпеть не можешь и кто старше.

Фейт с отцом молча прошли светло-зелеными коридорами в холл, где бурлила жизнь: цветущие, хорошо одетые родственники продолжали прибывать — посидеть минут по двадцать со своими уже никчемными стариками. Рядом со справочной шли жаркие споры о судьбах евреев в России. Фейт не обращала ни на что внимания — она, часто дыша, шагала к двери. Старалась идти впереди отца — требовалось время, чтобы согнать с лица тоску.

— Не торопись так, радость моя, — попросил он. — Не беги. Я, конечно, не такой, как эти старые развалины, но я и не мальчик.

Он галантно взял ее под руку.

— Ну, что хорошего? — спросил он. — Впрочем, если новостей нет, это уже неплохо, так ведь?

— Привет, Чак! — крикнул он, когда они выходили из ворот, на которых сварщик изобразил витую надпись «Дети Иудеи». — Чак-чак, — сказал отец, крепче сжав ее локоть, — разве это имя для взрослого мужчины?

Она обернулась к нему, широко улыбнулась. Он заслуживал широченной, но на такую она была неспособна.

— Фейт, знаешь, я сочинил стихи и очень хочу их тебе прочитать. Я написал их на идише, но тебе переведу.

— Что скажешь, Фейт? У тебя такая прорва знакомых художников и писателей.

— Что я скажу? Папа… — Она остановилась. — Ты великолепен. Это как псалом Давида, но в японском стиле.

— Считаешь, неплохо получилось?

— Папа, я в восторге. Это великолепно.

— Знаешь… я ведь могу, если тебе правда понравилось, плюнуть на всю эту политику. Я сейчас никак не могу определиться. У меня сейчас переходный период. Фейти, ты только не смейся. Когда-нибудь и с тобой такое случится. Учись на опыте. На моем. Я вот собирался как-то помочь всяким охранникам, лифтерам, они же не хотят оставаться на дне. Да вот боюсь, выберутся оттуда они уже не при моей жизни… Думаю, все это из-за войны. Фейт, что скажешь? Из-за войны евреи стали американцами, а негры заняли место евреев. Ха-ха-ха. Как тебе такое название статьи: «Негры. Наконец наизнанку»?

— Кажется, у кого-то было нечто похожее.

— Точно? Да это просто витает в воздухе. Ты не представляешь, сколько у меня идей! А поделиться толком не с кем. Я очень привык к твоей матери, Фейти, только она стала такая странная. Мы раньше были так близки. Не пойми неправильно, у нас и сейчас отношения хорошие, только вот что странно: она в последнее время предпочитает общество женщин. Обожает общаться с этой психованной, с манией величия, параноидальной миссис Гегель-Штейн. Я ее терпеть не могу. Да ни один мужчина такую терпеть не станет. Однако замуж она каким-то образом вышла. Твоя мать говорит: Сид, ты с ней повежливее, и я с ней повежливее. Я всегда питал слабость к женщинам, но миссис Гегель-Штейн стучит к нам в дверь в девять утра, и до обеда я один как перст. Она просто какая-то колдунья. И нарочно смазывает колеса своего кресла, чтобы подглядывать да подслушивать. Да инвалидные кресла всегда за версту слышно, а ее — нет! Доченька, поверь, что твоя мать в ней нашла — загадка из загадок! Как бы поточнее выразиться? Эту женщину лучшим умам планеты не раскусить. И жизнь она отравить может тоже всей планете.

Они подошли ко входу в подземку.

— Пап, ну, мне пора. Я мальчиков оставила у приятельницы.

Он прикрыл рот рукой. И рассмеялся.

— Ах, совсем я тебя заболтал…

— Да что ты, папа! Я очень любою с тобой разговаривать, просто мальчиков надо забрать.

— Я знаю, Фейт, каково это, когда дети маленькие и ты связан по рукам и ногам. Мы сколько лет никуда сходить не могли. Я только на собрания выбирался, больше никуда. Никогда не любил без твоей мамы в кино ходить, развлекаться в одиночку. А бэбиситтеров в те времена не было. Гениальное изобретение, эти бэбиситтеры. Как они появились — так теперь супруги могут оставаться любовниками хоть всю жизнь.