— Мам, ему же медведь на ухо наступил.
— Ой, Фейти, надо тебе половчее управляться с жизнью.
Они посидели рядом — не подымая от стыда глаз. Кто-то подергал за дверную ручку.
— Г-споди, это же Гегель-Штейн, — шепнула миссис Дарвин. — Тсс! Фейт, Гегель-Штейн не говори. Она во все свой нос сует. Так что ни словечка.
Миссис Гегель-Штейн, президент ассоциации «Бабушкины шерстяные носки» прикатила на отлично смазанной инвалидной коляске. С собой она прихватила множество разноцветной пряжи. Она была дама старая. Миссис Дарвин на самом деле старой не была. Миссис Гегель-Штейн основала свою ассоциацию, потому что нынче дети всю зиму ходят в хлопчатобумажных носках. У бабушек конечности замерзают в мгновение ока, поэтому они куда внимательнее к таким вещам, чем нынешнее поколение матерей, вечно встающих на защиту того-сего.
— Шалом, дорогая моя, — поприветствовала миссис Дарвин миссис Гегель-Штейн. — Ну, как дела? — Она решительно взялась направлять разговор.
— Ах, — ответила миссис Гегель-Штейн, — миссис Эсси Шифер отказалась участвовать — запястья болят.
— Неужели? Так пусть приходит просто с нами посидеть. В компании веселее.
— Да будет вам! Что пользы ей просто так сидеть? Фу-у, — сказала миссис Гегель-Штейн. — Прошу прощения, неужели это Фейт? Подумать только! Хоуп-то я знаю, а это и в самом деле Фейт. Смотри-ка, нашла-таки время навестить маму… Повезло ей, что у тебя в кои-то веки выпал свободный часок.
— Гитл, умоляю, не надо. — Мать Фейт была в ужасе. — Очень вас прошу. Фейт приходит, когда может. Она мать. У нее два сыночка. Она работает. Гитл, вы что, забыли, каково это — управляться с детьми? На первом месте кто? Детки, вот кто.
— Ну да, да, на первом. Мне ли не знать? Арчи всегда был на первом месте. Я получила на Рождество открытку из Флориды — от мистера и миссис Первых. Вы меня послушайте, дурочки. Я приехала провести лето у них за городом, там лес, река. Только никакой вентиляции, весь дом провонял термитами и собакой. Я его прошу: мистер Первый, я старая женщина, пожалейте меня, мне нужен воздух, не закрывайте вашу дверь. Прошу, прошу — в ответ ни слова. И каждый вечер в одиннадцать — ба-бах, дверь закрывают наглухо. Делов-то на десять минут, а они на всю ночь запираются. Мне будет лучше — так я им сказала — в доме престарелых. Здесь никто сквозняков не боится.
Миссис Дарвин покраснела.
— Миссис Гегель-Штейн, дайте людям пожить, как они хотят, — сказала Фейт.
Миссис Гегель-Штейн, а она неизменно знала Фейт лучше, чем Фейт знала миссис Гегель-Штейн, сказала:
— Ну ладно, ладно. Раз уж ты здесь, Фейт, давай, помогай, не ленись. Вот так. Надень моток на руки, а твоя мама смотает шерсть в клубок.
Фейт была не против помочь. Она надела пряжу на руки, а миссис Дарвин стала ее сматывать. Миссис Гегель-Штейн громким голосом давала указания, катаясь вокруг них в своем кресле и указывая на серьезные недочеты.
— Селия, Селия, — кричала она, — клубок должен быть круглый, а у тебя он квадратный. Фейт, держи руки ровнее. Так, наклони чуть-чуть. У тебя что, ДЦП?
— Еще пряжи, еще, — сказала миссис Дарвин, отправляя готовый клубок в пакет. Они трудились как пчелки и болтали о жизнях и жизни. Они работали. Они узнавали друг от друга о насущном и выглядели воодушевленными — как кибуцники.
Дверь в комнату мистера и миссис Дарвин оставалась открытой. Мимо проходили бородатые старики со сцепленными за спиной руками — остатки воинства Г-споднего. Утренние газеты они засовывали под матрац, а ввиду печальных текущих событий спешили в синагогу Иудеи на шестом этаже, откуда им было проще общаться с Б-гом. Дамы цеплялись за свои палки, суставы у них не гнулись. Они стучали в открытую дверь и говорили:
— Ой, вы заняты…
Или:
— Миссис Гегель-Штейн, когда ж вы отдыхаете?
К матери Фейт, вице-президенту Ассоциации, почти не обращались.
Хоуп ее укоряла:
— Мама, тебе всего шестьдесят пять. А выглядишь ты вообще на пятьдесят пять.
— Молодость, она в душе, Хоупи. Я чувствую себя старше нашей бабушки. Так уж я устроена. Вот папе почти семьдесят, он заслужил отдых. Наше преимущество в том, что мы сравнительно молоды, успеем приспособиться. А когда станем старыми и немощными, уже будем здесь как дома.
— Мама, к тебе все будут относиться с подозрением, ты будешь чужой, наживешь себе врагов.
Хоуп в детстве часто отправляли в лагеря, она отлично знала, что такое жизнь в коллективе.
Мать сидела напротив Фейт и сматывала бирюзовую пряжу в бирюзовые клубки. Фейт, держа пряжу на вытянутых руках, покачивалась взад-вперед. Ее дочерние чувства оскорбляло то, что в этом регламентированном мирке нужно подстраиваться под миссис Гегель-Штейн, восхищаться ей, угождать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу