Мария Свешникова - Fuck’ты

Я зашла в квартиру, он даже не вышел к двери меня встретить — просто открыл дверь и отправился дальше сидеть на кухне за ноутбуком, изучать сайт Mercedes.com. Такие, как Романович, не ездят на мерседесах — они считают их женскими машинами.

Я решила резать правду-матку с порога, как неудавшийся гинеколог. Он встал со стула и приблизился на минимальное расстояние, и животное «я», которое чаще всего брало верх над здравым смыслом, ударило по голове. Полминуты мы целовались, не дотрагиваясь ни до одной части наших тел руками. Мозг оправился от удара и дал команду речевому аппарату.

— Алек, не дотрагивайся до меня, пока я не договорю!

Он не понял, руками продолжая держать мои плечи.

— Я прошу, не делай этого!

Он оторопел, но откинул руки от моих плеч.

— Ладно, ладно, не нервничай. ПМС?

Мне вдруг стало страшно задавать вопросы, стало страшно опять упереться в стену молчания и непонимания, снова начать врать самой себе и всем вокруг.

— Алек. Скажи, я могу быть уверена, что, если я попрошу — ты мне больше не напишешь, не позвонишь, не столкнешься со мной нос к носу? Я привязываюсь…

Он поднял глаза и удивленно посмотрел на меня:

— С какой стати? Я буду с тобой, сколько будут позволять обстоятельства.

— Ты пойми, я больше не могу так — я нагулялась, набесилась, мне надоели чужие кровати.

— У тебя кто-то серьезный появился?

Он закурил сигарету. Жизнь меняется, мы действительно уже не те, что были вчера. И передо мной стоит не кучерявый Романович, готовый смеяться, теряя полотенце в коридоре, нет — передо мной циник, который никогда не изменится.

— Да нет, не в этом дело. Не мучай меня.

Зазвонил телефон, он взял трубку, показывая мне пальцем «тсс», часть меня хотела подать женский голос, разбить пару стаканов. Но это напускное. Я просто развернулась и ушла.

Что-то отвлеченно напоминающее любопытство заставило заглянуть в его комнату, где на полу лежал чемодан и спортивная сумка, в которую были сложены аккуратными стопками свежепостиранные вещи.

Я слышала, как Романович пытается закончить беседу, говоря, что перезвонит и у него сейчас серьезный разговор.

— Маш, подожди, просто пойми — я не ожидал от тебя таких слов, я был уверен, что ты… — я не дала ему договорить.

Дверь перегородила любовь и не выпускала, мне не оставалось ничего, как обернуться.

— Уверен? Да ты меня вообще не знаешь. Ты снова уезжаешь?

— Переезжаю, — он посмотрел как виноватый щенок.

— А мебель?

— Там все есть. Маш…

— Там? Все! Хватит! Стоп. Дай мне уйти.

Когда девушка хватается за ручку входной двери — воспитанная на сказках, она мечтает, чтобы ее остановили. Этого никогда не происходит. Чудес не бывает. Мускулистая подруга дала мне уйти, тоскливо качнув головой.

Я шла по набережной, куря одну за одной чистый Parliament, начиная жалеть о сделанном, думая, что, может, стоило нам с ним хоть раз в жизни сесть за круглым столом и задать все вопросы, рука уже полезла в карман и замороженными пальцами начала набирать его номер, как вдруг пришла sms от Жанны: «Романович в Москве. Как у тебя дела?»

А еще она давно хотела «Мерседес CLK». Я же говорю — швабра.

В жизни всегда кто-то — идиот.

Пришла пустота. Грусть. Мысли испарились. Ничего не осталось. Захотелось по кому-то скучать, в голове перебирала все мужские лица — половины уже не помню, так странно, а ведь еще год назад…

Чем ближе к зимнему солнцестоянию, тем больше мегабайтов солнца закачивается в мою комнату.

Светлее кажутся стены, и тени на них более отчетливые, приходится нагибаться к клавиатуре, чтобы не болели глаза и солнце грело только макушку, а не сетчатку. Я пряталась за монитором. В коридоре висело несколько зеркал, там тоже сохранялось солнце, эти файлы открывались. И начинали блестеть.

Монитор становился зеркалом. Разговор с собой.

Кажется, это называют онанизмом…

Обычный московский вечер проводился с друзьями в пледах на веранде ресторана. Мы ловили осенние листья руками, кормили голубей спагетти, снова пилось капучино и обсуждались последние новости. А в особенности секс Насти и Гоши… И тут я поняла, что мы воспевали культ секса в силу того, что не могли воспевать любовь, мы не знали, как это делать, несмотря на то что были глубоко влюблены друг в друга, да и просто в жизнь.

Бежевые замшевые туфли на высоких каблуках, джинсы, туника и меховая шаль, мысли и все тот же вопрос: «А была ли судьба?» Думаю — да, потому что все события нас изменили, мы плакали, смеялись, трахались, влюблялись и каждый день учились познавать новое и со временем переставали врать сами себе, учились жизни, хотели как хуже, получали как никогда, мучались, творили, писали, враждовали, и вот он, итог — каждый получил то, чего заслуживает.