Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

После их отъезда осада нашего куреня была снята, и мы смогли без всякой опаски начать путь. А нойона Тогтохо скрытно и ночами мои нукеры повезли на Минжин-гол и там дождались прибытия табунов, медленно передвигавшегося скота и караванов с людьми. После переправы через Сухэ я дождался все время двигавшегося за нами с тысячей воинов Дайр Усуна, прокричал им ему через реку прощальные слова:

— Дайр Усун, ты с воинами жди на той стороне три дня и не смей пытаться переправиться. По истечении этого времени ты получишь живого и невредимого Тогтохо, в противном случае ты получишь только его голову!

— Мы согласны, но за эти три дня с ним ничего не должно случиться.

Все это время мы с нукерами стояли на своем берегу и внимательно пешими и конными дозорами следили за мэргэдами. Как бы им ни хотелось нас уничтожить, они были вынуждены соблюдать мои условия, а за это время наш скот, табуны и кочевой караван успели дойти до реки Буркал, двигаясь вверх по Минжин-голу и встретиться с нашими родичами, которых мы несколько назад лет оставили в Хорхоног-шибири.

Без всякого сожаления отпустив уставшего ждать Тогтохо на правый берег Хелго, мы, счастливые содеянным делом, поскакали вверх по долине Минжин-гола.

Радости и празднику наконец-то объединившихся задаранов могло бы позавидовать любое племя или род. Под раскидистым священным деревом предков мы пировали три дня и плясали, словно все коренные монголы после избрания последнего всеобщего хана Хутулы. Плясали так, «что ноги проваливались в стоптанную землю по колено», — так говорили в степи про тот великий пир.

В Хорхоног-шибири вскоре после нашего прибытия похолодало. По утрам на обветшалой траве, на телегах, на войлоке покрытия юрт блестело серебро инея, Онон постепенно стал окаймляться сверкающими заберегами. Мы покочевали на зимние пастбища. На этот раз, остерегаясь мести мэргэдов, мы спустились далеко вниз по долине Онона аж до устья реки Иля, где были никем не тронутые травы. Этот обветшалый корм пришелся по вкусу скоту, и мы там разбили курень. В середине зимы степная молва донесла весть о том, что хэрэйды, уруды и мангуды все-таки дознались до истины летнего погрома и во всем теперь винят мэргэдов. Однако немедленной мести за нанесенный урон и коварство не произошло — помешали какие-то обстоятельства внутренней жизни улуса Тогорила.

Благополучно перезимовав на этих отдаленных кочевьях, мы поздней весной решили перебраться поближе к монголам, для чего перевалили горы южной стороны долины Онона и стали на лето в верховьях Дучийн-гола. Так как жизнь задаранов налаживалась, а летние кочевья мэргэдам обнаружить было трудно, я решил заблаговременно наладить отношения с хэрэйдами. И мои старики, и я хорошо понимали, что мэргэды при наступлении против них урудов, мангудов и воинов Тогорила немедленно выдадут меня и обрисуют наш набег в самом неприглядном виде. А это грозило задаранам началом вражды с одним из самых больших улусов в степи и двумя очень воинственными родами монголов-дарлекинов. Спокойной жизни нам тогда бы не предвиделось. С другой стороны положение хана Тогорила в самом улусе хэрэйдов было очень сложным. Всем монголам было хорошо известно, что этому хану очень тяжело жилось с самого детства. В семилетнем возрасте он был пленен мэргэдами и толок просо в каменной ступе на Талхан-арале, пока его отец Хурчахус-Буюрук-хан не освободил его. В двенадцать лет Тогорил опять попал в плен, на этот раз вместе с матерью и к татарам. В хэрэйдском улусе в это время была какая-то смута, вызванная претендентами на ханский престол, и Тогорила никто выручать не торопился. Говорят, что татары его заставили пасти верблюдов и всячески над ним издевались. Не дождавшись помощи от соплеменников, Тогорил сумел сбежать сам и вернуться в улус. Озлобленный на всех, беглец повернул дела так, что казнил многих родственников и занял отцовский престол. Однако его дядя, носивший номинальный титул «гурхан», разными интригами сверг Тогорила с престола. Улус хэрэйдов Тогорилу помог вернуть отец моего анды Темуджина Есугей-батор, бывший в то время самым сильным нойоном монголов. После этого до нынешних времен Тогорил владел своим улусом, но его власть была шаткой и, как было слышно, держалась силой не народа, а его собственных нукеров. Виной всему были единоверцы хэрэйдов найманы, которые тоже молились распятому покойнику и кресту. Эти соседи всегда принимали у себя недовольных властью Тогорила беглецов и вели в его улусе постоянные интриги. Вот к этому многое испытавшему сорокалетнему человеку я и хотел поступить на службу, понимая, что и двести нукеров, обещающих верность, ему лишними не будут. Кроме этого, я хотел каким-то путем сгладить свою вину за набег на окраины его улуса и думал кое-чему у него научиться.