По мере моих слов лицо Тогтохо то бледнело, то становилось багрово-красным, то покрывалось обильным потом. Он выпил подряд еще две чаши хорзо, опять схватил большую кость с мясом, смачно крякнул.
— Нож-то дайте, у меня же зубы плохие, — попросил он.
Кто-то из нукеров после моего кивка положил перед ним его нож.
— Хорошо. Я согласен на твою просьбу. Можешь собирать своих задаранов вместе с их скарбом, — сказал Тогтохо и опустил глаза.
— Ты принял очень правильное решение, оно для нас как большой праздник. Мы не можем просто так уйти, не поблагодарив тебя. За такой поступок само небо накажет нас. Поэтому я приглашаю тебя в гости на левый берег Хелго, и будем вместе праздновать наш отъезд. Еще я думаю, что ты в память о нашей дружбе проводишь наш кочевой караван до реки Сухэ, до того места, где в нее слева впадает Минжин-гол. Это как раз середина нашего пути на Онон. Там мы с тобой по-братски простимся, и каждый поедет в свою сторону.
Мое вежливое предложение почему-то Тогтохо не обрадовало, его лицо опять начало бледнеть, на лбу, то ли с похмелья, то ли от новых забот, появилась холодная испарина.
— Джамуха, а нельзя ли нам отпраздновать твой отъезд прямо здесь?
— Боюсь, что мы и так у тебя загостились. Собирайся! — уже теряя терпение сказал и клацнул своей саблей. — Ничего с собой брать тебе не нужно, конь для тебя найдется, вот… только гутул надень, а то просмеет весь степной народ.
— Ну что ж, Джамуха-сэсэн, сегодня в твоей власти оказался я, а под небесами дней много, придет когда-нибудь черед и моего торжества, — еле сдерживая гнев, но искренне и проникновенно сказал сразу постаревший Тогтохо и стал собираться.
Выйдя из юрты, мы заметили, что из черного жилища прислуги, чуть приподняв входной полог, за нами следят чьи-то настороженные глаза. Мы все разобрали коней и сели в седла, нойона удуитов мои нукеры посадили на чьего-то заводного коня. Курень по-прежнему спал и признаков тревоги не ощущалось. Прежде чем тронуться в путь, я подъехал к черной юрте. Из нее, боязливо косясь во все стороны, вышел один из караульных.
— Нойон Тогтохо велел нам собрать всех задаранов за перевозом, хочет поговорить с народом и в благодарность за многие наши заслуги перед мэргэдами отпустить на Онон, — сказал я сонному воину. — Сегодня он едет к нам в гости и после всего намерен проводить наше кочевье до безопасных мест. Хатай Дармале и Дайр Усуну передай, чтоб за Тогтохо не беспокоились, он под моей надежной охраной и вернется на Хелго живым и невредимым.
Я догнал отъезжающих нукеров и поехал из куреня удуитов, чуть вперед пропустив смирившегося со своей участью Тогтохо.
Обрадованные задараны за неполных три дня собрались в путь. Табуны и весь скот пустили вверх по Хелго, по его левому берегу под усиленной охраной половины воинов, кочевые караваны вместе с другой половиной войска пошли за ними. Настроение людей было приподнятым, лица просветлели, изредка даже слышны были песни.
Все эти три дня Тогтохо я прятал в укромном месте и не напрасно. Срезу же на следующий день после его захвата наш курень у перевоза окружили воины Хатай Дармалы и Дайр Усуна. Разгневанные нойоны приехали на переговоры и всяческими посулами пытались вынудить меня к возвращению заложника, но я, зная, чем это может обернуться, был неумолим. Кроме всяческих отговорок, мне пришлось их напугать совместным походом на них хэрэйдов и урудов с мангудами.
— Всем известно, что хан Тогорил в далеком детстве был пленником мэргэдов, и долгих два года в Талхан-Арале его вы заставляли толочь зерна проса в каменной ступе, — сказал я Хатай Дармале. — Думаешь, он забыл те унижения, голод и холод? Если уруды найдут наши следы, и они приведут на этот степной остров, они непременно, чтобы доказать свою невиновность в разбое, грабеже и насилии над хэрэйдами окраины его улуса, приведут по этим следам его воинов на место слияния Селенги и Орхона. На кого вы будете перекладывать вину за наш поход? А если мы благополучно покинем ваши кочевья, то вы всегда сможете обвинить нас и, переложив всю ответственность на задаранов, избежать войны, в которой против вас могут объединиться хэрэйды, уруды, мангуды, а баяуты непременно примкнут к ним. Вы понимаете, чем это может обернуться для народа мэргэдов?
Хатай Дармала и Дайр Усун молча проглотили это предостережение. Кто-то из их приближенных буркнул под нос: «Да, не зря ты прославился умом, не случайно прозываешься Джамухой-сэсэном».
Читать дальше