Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

— Хан примет тебя, молодой нойон, — нехотя, скривив лицо, проговорил вернувшийся через некоторое время пожилой воин и забрал мой поясной нож. — Говори с ним вежливо, на его вопросы отвечай полно, не кратко. Надеюсь, что мы с тобой еще увидимся и поговорим.

С таким напутствием он повел меня в ордо. Большая юрта Тогорила и его ордо имели красную с позолотой высокую двустворчатую и узорчатую дверь. Четверо дюжих стражников сами открыли ее, и я предстал перед хэрэйдским ханом.

Тогорил был уже немолодым человеком, ему можно было дать и сорок и пятьдесят лет. Он сидел на высоком золоченом троне, установленном на возвышении напротив входа. Перед троном по бокам белой кошмовой дорожки, идущей от возвышения до дверей, стояли невысокие зеленые столики. На стене за троном висел большой крест из потемневшего красного дерева с распятым волосатым и бородатым человеком, сделанный из желтоватой кости какого-то животного. Верх и стены ордо изнутри были покрыты голубым шелком, за которым слегка угадывался решетчатый остов юрты. Тооно помещения было открыто, и оттуда шел ровный свет, позволявший хорошо видеть все внутреннее убранство и сидящих в ордо людей. Кроме хана, за столиками внизу сидели четверо хэрэйдов в шелковых тэрлигах, без доспехов и шлемов. Были они все пожилого возраста и с любопытством рассматривали меня, словно перед ними поставили редкую и безобидную зверушку. Хан Тогорил, погладив черную чуть с проседью бороду, окатил меня суровым взглядом из-под густых бровей и спросил:

— Как зовут тебя, молодой нойон задаранов?

Я, поставленный стражниками у порога, перестал озираться и бегать взглядом по убранству ордо и лицам людей, сделал несколько шагов в сторону трона, опустился на одно колено, прижал ладони к груди и склонил голову.

— Я очень рад лицезреть светлого хана хэрэйдов, да пребывайте вы во здравии, силе и всегдашней мудрости во славу вашего улуса. А зовут меня Джамуха.

— Значит, ты и есть тот самый Джамухан-сэсэн, человек неслыханно пронырливый и везучий? — усмехнулся и прищурил глаза хан.

— Каков я есть на самом деле и каким обсказывает людская молва, всевидящий и всезнающий хан разберется сам. А я же пришел к вам с открытым сердцем и предлагаю свою службу, — опять я поклонился, находясь в том же положении.

— Что на это скажешь, Заха-Гомбо? — спросил Тогорил, обращаясь к нойону, который сидел за столиком выше всех.

— Джамуха-сэсэн считает наши дела такими плохими, что думает двумя сотнями своих воинов спасти улус хэрэйдов. Обидно это слышать от человека, которого прозвали почему-то мудрым, — ровно и монотонно проговорил тот нойон.

Я краем глаз внимательно посмотрел на него. Это был младший брат хана, человек, побывавший в тангутском плену и слывший верной опорой Тогорила.

— У нас, у монголов, говорят, что даже лягушачья моча может служить прибавкой морю, — сказал я с достоинством. — А две сотни воинов, в преданности которых можно будет не сомневаться, лишними никогда не будут даже для такого сильного улуса, как ваш, — упорно стоял я на своем и снова поклонился.

— Я в дела монголов не вмешиваюсь и никого из нойонов на службу к себе не принимаю. Ваши племена теперь живут в постоянном раздоре, враждуют меж собой даже потомки одного и того же предка, — подумав, сказал хан. — Про тебя, Джамуха, среди монголов-борджигинов ходит слух, что ты человек умный и изворотливый. — То, что ты смог вернуть захваченных мэргэдами задаранов, весьма похвально. Но мне не известно, какой ценой ты этого достиг, люди поговаривают разное. Уж не стал ли ты верным приспешником негодяя Тогтохо, которого живым и невредимым отпустил из своих рук? Ведь между вами лежит пролитая им кровь твоих предков.

— Высокорожденный хан! Я отпустил Тогтохо, так как между ним и мною был уговор, что я его отпущу, как только наши животные и кочевые караваны будут в безопасности. Таким было данное мною слово, и не сдержать его я не мог.

— Теперь ответь нам, почему ты сказал нойону Хормого, начальствующему в ставке, что хан, то есть я, знаю о твоем скором прибытии и жду этого?

— Я надеялся, что такой мудрый владетель как вы ведает обо всем, что происходит за семью горами и тремя реками в монгольских кочевьях, знает, что задараны нанесли мэргэдам и удуитскому Тогтохо такое оскорбление, которое не смоется и кровью. Уверенно полагая, что мэргэды никогда не оставят нас в покое, я должен был, по вашему предположению, искать влиятельных и сильных союзников. Как вы верно сказали, монголы сегодня разобщены, недружны и слабы, никто за задаранов не заступится и вступать в войну с мэргэдами не станет. К кому же должен был я идти за дружбой, как ни к вам, высокородный хан, и кто же должен был догадываться об этом, как ни вы, мудрейший правитель и владетель хэрэйдов! Кроме всего, я учитывал, что вы еще не отомстили мэргэдам за свой плен, за издевательства над вами их черни в Талхан-арале, не обрадовали справедливым возмездием своего бородатого бога.