Высокий красивый Павел привлекал внимание всех женщин на свете и успешно пользовался этим вниманием. За красоткой Тамарой в штабе округа тоже увивались всякие хлыщи, и время от времени в молодой семье вспыхивали противоречия, в результате которых Павел гонялся за Тамарой с ремнём в руках, а та вынуждена была удирать к старшей сестре за помощью и временным убежищем.
Крик стоял невероятный.
К вечеру все успокаивались, и папа с мамой отправлялись к Тамаре «пить мировую» и кушать картошку с «ящиковой» селёдкой, а детям выдавалась плитка шоколада «Гвардейский». Главной проблемой в этом случае становилась не несмышленая двоюродная кроха Наташка, а старшая Верка, ибо плитка немедленно делилась по её усмотрению и совершенно несправедливо, с точки зрения Фили.
В комнате рядом с горячей парой жили две сестры — Стефания и Анастасия, муж Стефании Ивановны и дочь их, Ольга. Собственно говоря, Анастасия и не жила там поначалу, а только была прописана. На самом деле она находилась в Покровском монастыре и лишь иногда наведывалась к сестре в гости. Её прихода с ужасом ожидало всё народонаселение коммуналки, ибо она начинала немедленно готовить своё излюбленное блюдо — жареную селёдку. Кухня и коридоры наполнялись ужасным смрадом, а также скандальными замечаниями невинно пострадавших соседей. Анастасия на ругань не отвечала, молча завершала свою стряпню и удалялась в апартаменты сестры.
Переехала к сестре она уже после того, как однажды утром под туалетом собралась очередь страждущих, в ожидании выхода мужа Стефании, который имел дурацкую привычку отправляться по утрам в сортир с газетой «Правда» и прилежно её изучать, совмещая приятное с полезным. Это всегда вызывало некоторые возражения соседей, но в то утро дело приобрело вначале оборот скандальный, а затем — трагический.
Когда догадались выломать двери, то обнаружили уже холодного мужа Стефании с «Правдой» в руках.
Стефания страшно кричала, дочь ее, Ольга, тоже, и только с появлением Анастасии Ивановны удалось как-то всё организовать. После поминок она осталась жить с сестрой, но селёдку жарила редко, стараясь не ввязываться в коммунальные склоки.
В комнате у кухни жили Семён Данилович и Берта Львовна. Их сын, Лёня, воспитывался в жёстком стиле, с дурными компаниями не водился, по дворам и улицам не шлялся, был отличником и гордостью школы, но по причине своего еврейского происхождения не был принят ни в один из Киевских институтов и отправился учиться на медика в город Андижан, где немедленно был застукан «на горячем» с красавицей узбечкой её братьями и перед лицом разгневанных родственников и двух ножей немедленно сочетался с девушкой законным советским браком. В результате иудейско- мусульманской любви появился очаровательный мальчик по имени Владик. Лет до четырёх он жил в Андижане, и когда его привезли жить к бабушке и дедушке в Киев, то он не говорил по-русски, вместо туалета упорно пользовался балконом и, вообще, ужасно напоминал Маугли.
Семён Данилович работал на бойне. С ним никто не решался спорить и скандалить, так как дворовые легенды гласили о том, что в свои пятьдесят пять лет он ещё мог ударом кулака уложить быка.
Кроме того, говорили, что он пьёт сырую кровь «для здоровья», а когда он приносил в кухню огромные куски мяса, то разделывал их двумя ножами с такой скоростью и сноровкой, что у Фильки по спине начинали бегать мурашки.
От щедрот Семен Даниловича перепадало кое-что и соседям, особенно вкусно бывало, когда мама жарила свежую печень или делала из длинных кишек колбасу.
В длинном коридоре-ответвлении от кухни жила Филькина семья, Анна Абрамовна с древней старухой-матерью и семья заведующего текстильной базой.
Это был еще один очаг противоречий и страстей, так как заведующего посадили в тюрьму, а Анна Абрамовна, не ладившая с его богатой и ухоженной женой, Розой Марковной, частенько бросала ей вслед непонятное тогда Филе слово: «Мулине, мулине!»
Как оказалось впоследствии, это был сорт ниток, из которых была соткана далеко не бедная жизнь семьи зав. базой.
Роза Марковна в долгу не оставалась и припоминала Анне Абрамовне грехи её сестры, которая во время войны насобирала в опустевших домах мешок денежных знаков, и когда произошла внезапная реформа, чуть не повесилась от горя, ибо усилия оказались напрасными — обменивали только определённую сумму.
Вершиной противостояния двух соседок стал случай, вошедший в анналы мировой истории кухонных войн.
Читать дальше