Джоди Пиколт - Жестокие игры

Эдди была в восторге оттого, что они созданы друг для друга, — ладонь Джека как раз такая, чтобы в ней полностью поместилась ее ладонь, — и не замечала, что человек, за руку которого она ухватилась, отчаянно хочет уйти.

Лишь когда Джек мягко высвободил пальцы, Эдди подняла на него взгляд.

— Нам нужно поговорить, — негромко сказал он.

Эдди вгляделась в его лицо. Упрямо вздернутый подбородок, мягкий рот, легкая золотистая щетина на щеках, напоминающая блестки, которыми осыпает детей сказочная фея, — все, как обычно. Но его глаза — равнодушные и темно-синие — были пусты.

— Кажется, все идет хорошо, ты не находишь? — сказала она, улыбаясь изо всех сил, так что даже щеки заболели.

Она обманывала его, и оба это понимали. Над ними, словно надвигающаяся буря, висело воспоминание о Мэтте Гулигане, зачитывающем первое обвинительное заключение. Если уж это облако нависло над Джеком с Эдди, то что говорить о присяжных?

— Джек, — произнесла Эдди, смакуя его имя, как ириску, — если ты о моем заявлении, мне очень жаль. Я не хотела выступать в качестве свидетеля. — Она закрыла глаза. — Когда Чарли пришел тем утром, я обязана была соврать ради тебя. Все дело в этом, да? Если бы я солгала, у тебя было бы алиби. И ты был бы свободен.

— Эдди, — произнес он до боли равнодушным голосом. — Я тебя не люблю.

Можно быть привязанной к самому твердому стулу и, тем не менее, почувствовать, как земля уходит из-под ног. Эдди уцепилась руками за край стола. Куда исчез мужчина, который уверял, что она луч света, помогающий ему пережить эти унижения? В какой момент между вчера и сегодня все изменилось?

«Иногда, когда меня одолевают мысли, что я проиграю, я представляю, что уже отсидел».

На глаза Эдди навернулись слезы, горячие и злые.

— Но ты говорил…

— Я много чего говорил, — горько произнес Джек. — Но ты же слышала прокурора: мои слова не всегда правда.

Она отвернулась к подвальному окну, крошечному квадратику грязного стекла практически под потолком, пошире открыла глаза и посмотрела вверх, чтобы не разрыдаться. Ей вдруг вспомнился отец, каким он был после смерти матери. Однажды она обнаружила его в гостиной, на удивление трезвого, в окружении газет и сувениров. Он протянул ей шкатулку с безделушками.

— Тут мое завещание. И еще кое-что, что должно быть у тебя. Первое письмо, которое я написал маме, моя медаль за войну в Корее…

Эдди взяла шкатулку онемевшими пальцами и открыла. Здесь лежали предметы, которые собирают после смерти человека, — как сделал отец, когда похоронил маму, как совсем недавно поступила она сама с вещами Хло. Этим ты словно отпускаешь ниточки их жизней, чтобы иметь возможность двигаться дальше. Эдди увидела, что отец кладет в шкатулку свои модные золотые часы, и поняла: он наводит порядок, чтобы ей не пришлось этим заниматься.

— Ты же не. умираешь! — заявила тогда Эдди и швырнула ему шкатулку.

Рой вздохнул.

— Но ведь могу умереть…

Эдди медленно повернулась к Джеку. Ему нечего было ей завещать: ни медалей, ни воспоминаний. Но он возвращал ей ее сердце, чтобы, когда он уйдет, их ничего не связывало.

— Нет! — решительно заявила она.

Джек непонимающе смотрел на нее.

— Прости?

— Еще бы! Смотришь мне в глаза и беззастенчиво врешь. Господи, Джек, если ты хочешь поставить точку в наших отношениях, то мог бы придумать предлог, в который я бы поверила. Например, что ты меня недостоин. Или что ты не хочешь, чтобы я страдала вместе с тобой. Но говорить, что ты меня не любишь… Извини, в эту глупость я не поверю. — Эдди подалась вперед, видя, что ее слова попали Джеку прямо в сердце. — Ты меня любишь. Любишь! Черт возьми, я устала оттого, что люди, которых я люблю, уходят до того, когда я буду готова их отпустить. Больше этого не случится.

Она встала, окутанная, словно королевской мантией, злостью и решимостью, и направилась к двери, за которой маячил надзиратель, оставив Джека страдать оттого, что она уложила его на обе лопатки.

— Если ты не выспишься, — предупредила Селена, — завтра от тебя толку не будет.

Два часа ночи, а они лежат, уставившись в потолок.

— Да я и сам знаю, — согласился Джордан.

— Ты очень напряжен. — Селена привстала на локте. — Хотя это и кажется невозможным после того, чем мы только что занимались.

— Не могу ничего с собой поделать. В ушах стоит голос Гулигана, который читает этот чертов приговор.

Селена на минуту задумалась.

— Тогда я заставлю тебя отвлечься от этих мыслей.