Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

Не хочу за научную истину драться,

Не хочу над бумажкою больше корпеть.

Я тоскую по бомбе, с которой взорваться

И хотя бы немного на людях сгореть.

Между ведущими учеными, группами, секторами и отделами началась пока еще скрытая, но не менее ожесточенная борьба за руководство коллективной монографией и за участие в ней. Еще бы! Такой книге за одно только название обеспечен бешеный успех. А это — слава, степени, звания, деньги. И доступ к запретной литературе. Наверняка позволят «Плейбой» полистать. Порнографические картинки покажут. Командировки с научной целью. Поскольку центром мирового блядства считается Париж, то это наверняка будет Париж. Париж! Какой советский интеллигент не мечтает побывать в этом средоточии утонченнейшей культуры человечества и хотя бы издали взглянуть на знаменитую Пляс-Пигаль?! Качурин произнес на малой лестничной площадке длинную речь в защиту однополой любви. Не всякий мужчина, сказал он, есть на самом деле мужчина и не всякая женщина — женщина. Согласен, сказал Учитель, и утверждаю нечто большее: все наши мужики — бабы. Субботич сказал, что однополая любовь противоречит диалектическому материализму, так как в ней отсутствует единство и борьба противоположностей. Добронравов посоветовал Смирнящеву возглавить раздел о половых извращениях в предстоящем коллективном труде, предложив написать для этого раздела параграф о том, как следует давать в ухо.

Хотя МНС проблема секса и революции интересовала и он чувствовал, что способен кое-что сделать для коллективного труда (в частности, он мог бы сделать прекрасный параграф о том, как брать женщину на улице, или о возможностях совокупления вне дома в Москве в условиях плохой погоды), ему было не до этого. Он должен был разделываться с рукописью сталинского Прохвоста.

Приступив к изучению марксизма и того круга идей, которые ему предшествовали и в которых он возник и существовал до сих пор, я очень быстро понял одну важную практическую истину: лучше всего и быстрее всего усваиваются ложные, бессмысленные, путаные, бредовые идеи. Я утверждаю на основе своего личного опыта и последующих многолетних наблюдений за сотнями других людей, что среднетупой индивид за пару лет может стать квалифицированным марксистским демагогом и теоретиком, а при наличии некоторых способностей — за год. А если индивид имеет целью низведение такого учения до уровня понимания его самым примитивным дегенератом, то срок освоения учения сокращается вдвое. Ну а если уж индивид выступает в этом деле новатором, то срок сокращается еще раз вдвое. Так оно и произошло со мною. Через полгода я понял, что не имею себе равных в понимании марксизма. Включая Ленина, Троцкого, Бухарина и всех прочих без исключения. Это была не простая субъективная уверенность. Это было здравое понимание. Я за час мог просмотреть тюлстую заумную книгу и затем вести о ней разговор так, будто я ее изучал месяцами. Я с ходу научился понимать даже Канта и Гегеля, заранее предугадывая ход их мыслей. В этот период я вел бесконечные дискуссии с самыми различными людьми, сражая их своей эрудицией и «глубоким» пониманием первоисточников. А самое главное, что я понял через те полгода, это — в каком направлении теперь должен эволюционировать марксизм.

Недавно я узнал, что один современный выдающийся физик сделал свое самое значительное открытие, еще будучи студентом или аспирантом. Он готовился сделать доклад на семинаре о некоторых физических гипотезах и с целью лучшего запоминания последних придумал мнемонический прием, который затем вошел в историю науки как уравнение его имени. Преподавая впоследствии марксизм в различных учебных заведениях, я обнаруживал у студентов всякого рода шпаргалки, облегчающие запоминание материала. По этим шпаргалкам можно было бы потрясающие учебники писать. Вот и я был поставлен в положение студента, которому предстояло за несколько дней подготовиться к экзамену по предмету, которого он не изучал, не знает, не любит (даже презирает). Я был первым, кто оказался в таком положении, причем — на самом высоком уровне социальной иерархии. Естественно, главной проблемой для меня стал не марксизм как данная совокупность текстов, а метод наиболее быстрого и экономного овладения им. Более того, поскольку все равно осилить это море марксистской болтовни любым методом за короткий срок, отпущенный мне свыше, было физически невозможно, проблема приняла для меня такой вид: изобрести такой метод продуцирования текстов, фраз и речей, чтобы даже знатокам марксизма казалось бы, будто ты долго и упорно изучал марксизм, да еще в контексте духовного развития человечества. И если, решил я, эта власть удержится (а я почему-то не сомневался в этом), то в аналогичном моему положении окажутся миллионы людей. И марксизм, что бы там ни мудрили теоретики, должен будет с необходимостью пойти навстречу этим миллионам. И именно тем наиболее удобным для них путем, какой я открыл для себя.