Tarjei Vesaas - Pticy

Маттис с недоверием поглядел на него.

- Неужели для нее есть более важные вещи, чем моя тяга?

- Наверно.

- И она не говорила тебе, что вальдшнепа убили?

- Может, и говорила, не помню. А что это за вальдшнеп та­кой особенный?

В своем мухоморном опьянении Маттис уставился на Ёргена безумным взглядом.

- Были мы с вальдшнепом, понимаешь? А теперь он лежит под камнем — но это неважно, потому что он как будто летает над нашим домом. Как будто, понимаешь? Мы с ним как бы одно. Как будто летаем. И всегда будем летать. И пусть только попро­буют...

Он в испуге замолчал.

- Вы с вальдшнепом. Понимаю. Вы с вальдшнепом,— осто­рожно сказал Ёрген, он был начеку.

- Почему ты со мной так говоришь? — резко спросил Маттис, ведь он считал, что уже изменился. Внутри у него словно пылал огромный костер.

- Понимаешь, вы с Хеге теперь вместе,— упрямо сказал он Ёргену.— Но это не дело, понимаешь? Получается, будто нет ни­какой разницы, кто лежит под камнем, а кто не лежит.

- Да,— сказал Ёрген.

- Что да?

- Нет,— смущенно ответил Ёрген.

Не спуская с него глаз, Маттис спросил:

- Можно задать тебе один вопрос? Я все боялся спросить тебя об этом.

Ёрген кивнул.

- Мы с вальдшнепом как бы одно! Мы с ним вместе. Неуже­ли ты не понимаешь?

Ёрген покачал головой.

Маттис пробирался ощупью. Он чувствовал: что-то появилось. Только что именно? Появилось, и все. Там, в ночи. Огонь. Гибель. Глаза его пылали, он устремил взгляд на Ёргена, и Ёрген тут же сгорел. Так ему и надо.

Глупости. Я съел мухомор, это все от него. Но пусть мои страш­ные глаза смотрят на Ёргена. Пусть... я смотрю...

Неожиданно выплыла черная тень, упала на Ёргена. И это глупости — это все мухомор, который я съел. Я не умру. Пусть умрет Ёрген!

И Маттис кинулся на Ёргена. Вцепился в него мертвой хват­кой, как хищник.

- Ты что, убить меня надумал? — холодно и спокойно спросил Ёрген, и мертвая хватка превратилась в ничто. Он спра­вился с Маттисом, как с ребенком.— Хватит, не дури!

Ёрген поднял Маттиса и отнес его к ручью. Там он стал плескать водой в его искаженное лицо.

Сперва Маттис сопротивлялся, но холодная осенняя вода погасила его пожар, он затих и как буд­то очнулся. И тогда упал словно мешок, застонав от стыда и рас­каяния.

- Я не хотел убивать тебя!

- А это и не так легко,— сказал Ёрген.

- Где Хеге? Ее больше нет?

Ёрген вздрогнул:

- Замолчи! Что ты городишь? Хватит уже, все это дурь, ясно?

Казалось, будто говорит не Ёрген, а его топор, так остро и су­рово прозвучали эти слова.

Маттис постепенно приходил в себя.

- Что я сделал? — смущенно спросил он.

- Напридумывал себе что-то! Сожрал гриб и вел себя как болван.

- Это все неважно, главное, что ты жив! — Маттис вдруг об­радовался.

Ёрген смутился: такие излияния.

- Ладно, будет тебе...

Теперь Маттиса бросило в другую крайность, словно пришло другое опьянение, он начал думать о приятном и захотел расска­зать об этом Ёргену в награду за то, что Ёрген жив, а не погиб из-за его мухоморного безумия.

- Ингер и Анна,— с искренней благодарностью произнес он и как великий дар вручил эти слова Ёргену.— Ты хоть немножко знаешь про них?

- Ёрген не ответил, он ждал.

- Я уже рассказывал тебе о них?

- Нет. Кто это?

- Девушки,— гордо сказал Маттис.

- Это мне ясно.

- Я плавал с ними на лодке. Летом* Мы были на островке. Весь поселок видел, как мы подплыли к берегу возле лавки.

- Место подходящее,— заметил Ёрген.

Маттис удивленно заморгал — Ёрген попал в точку. Он сразу понял, что важно для мужчины. И потому Маттис спросил:

- Ёрген, можно задать тебе один вопрос?

- Ты уже задавал. Только я ничего не понял. Но вообще-то, давай спрашивай.

- Мне вот что интересно,— нарочно не торопясь, начал Мат­тис,— думаешь ли ты о девушках в середине недели?

Это было уж совсем неожиданно, но Ёрген ответил не моргнув глазом:

- Думаю.

- Правда?

- Честное слово.

- Вот как.— Маттис с облегчением вздохнул.— Странно,— сказал он, помолчав, и поднял глаза, ему уже не хотелось убивать Ёргена.

- Что тебе странно?

- Да так... многое.

- Ладно, хватит прохлаждаться,— вдруг сказал Ёрген и с жа­ром принялся за работу.

Маттиса охватило непонятное чувство — в нем были и радость, и ужас перед самим собой. Он затоптал остатки гриба. И весело засмеялся. Напридумывал себе что-то, повторил он слова своего сурового начальника.

38

Этот случай произвел на Маттиса сильное впечатление. Первая радость улеглась, но остался страх, и он не проходил. Я чуть не убил Ёргена — неужели я такой? Или это все из-за мухомора?