Tarjei Vesaas - Pticy

- Как ты сказал?

- Пер.

Это было ужасно, но Маттис солгал, он не мог больше молчать.

Ингер оказалась сообразительней Анны, сразу догадавшись, что хотел сказать Маттис, она подняла голову.

- Это значит, что его зовут Пер. Мы ему пригрозили, вот он и испугался.

Анна просияла.

- Верно! Ну так здравствуй, Пер! Я рада, что ты все-таки сказал нам свое имя.

Маттис кивнул, испуганный собственным поступком.

- Теперь мы отвезем тебя домой, слово есть слово, отступать поздно. Давай только еще немного позагораем, ладно, Пер? — спросила Анна.

- Конечно, позагораем,— ответила за него Ингер.

Вот чудно, она видела его насквозь и угадывала его желания. Маттис был на седьмом небе.

- Боюсь только, Хеге...— начал он и запнулся.— Нет, ни­чего!

Но они уже услыхали.

- Кто эта Хеге? Твоя возлюбленная?

- Нет, сестра. И это вовсе не так...— Он снова запнулся.— Нет, это неважно, слышите! У нас дома все в порядке... если че­ловек так хорошо соображает, как Хеге.

- Я в этом не сомневаюсь,— сказала Ингер.

- Если человек хорошо соображает, ему все нипочем,— ска­зала Анна.

- Тогда он словно остро наточенный нож,— сказал Маттис, иг­рая опасными словами.

- Ух ты, даже страшно,— в один голос сказали девушки.

Опомнись, Маттис, будь осторожней, послышался ему предо­стерегающий голос. В нем звучала даже угроза — но ведь такой случай больше не повторится. Нельзя так говорить. Нельзя обма­нывать людей. Я знаю. Но ведь это один-единственный раз!

- Сделанного не воротишь! — громко и серьезно сказал он, продолжая свою мысль.

- Мудрые слова,— терпеливо сказала Ингер.

Может, это и есть счастье? Оно пришло к нему без всякого предупреждения на этом голом островке. Он ничего не сделал для этого. Оказалось, что он может говорить умно.

Рядом с ним лежали две девушки и нисколько не боялись его. Он мог бы прикоснуться к ним рукой, так близко они ле­жали. Солнце позолотило их ради него, оно золотило их уже две недели.

Он чувствовал, что должен что-то сделать. Что-то необычное.

- Ингер и Анна,— сказал он, произнеся в первый раз их имена.

Серьезность, звучавшая в его голосе и сверкавшая в его гла­зах, заставила их приподняться.

- Что? Мы тебя слушаем,— сказали они с интересом.

Никто никогда не произносил их имена с такой нежностью. Поэтому девушки и отозвались сразу так покорно: «Что? Мы тебя слушаем». Небывалое положение.

И Маттис был его хозяином. Он смотрел на молодых жен­щин. Потом сказал осторожно, словно боясь расплескать то, что переполняло его до краев:

- Ничего, только это.

Словно этим все было сказано. И девушки поняли: он сказал им то, о чем они тосковали в глубине души. И одобрили форму, в которую он это облек.

- Пер,— сказали они тоже, глядя в его беспомощное, преоб­разившееся лицо: жалкое и несчастное, оно сделалось вдруг не­объяснимо прекрасным. Никто из них не шевелился.

Такое не могло длиться долго. И Маттис знал это. Ненастье, грозившее ему из глубины, тихонько приближалось. Чтобы осво­бодиться, требовалась твердость.

- Ингер и Анна,— произнес он уже другим тоном, и девушки встревожились.

- Что случилось? — испуганно спросила Анна.

- Нам было так хорошо,— сказала Ингер.— Давай полежим еще немного.

Анна огляделась, увидела воду, далекие берега, горы в сине­ватой дымке — весь этот чудесный день, в который она включала и свое собственное благоухающее тело,— и резко повернулась к Маттису.

- Если ты живешь не в раю, то я уж и не знаю,— сказала она, чувствуя беспокойство от его пристального взгляда.

- Не так-то легко в нем жить,— вырвалось у Маттиса.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Вы ничего не понимаете! Вы думаете совсем не то, что я.

По лицам девушек было видно, что они не склонны говорить об этом.

- Что мы думаем?

- Вы заметили во мне что-нибудь особенное? — спросил он. Не находя покоя, он невольно кружил возле одного и того же.

Анна ответила ему твердо и решительно:

- Нет, Пер, мы не хотим ничего знать о тебе, кроме того, что уже знаем. Поэтому — молчи!

А Ингер прибавила:

- Да, Пер, лучше молчи!

Это заставило его умолкнуть, умолк даже и тот голос, что поднимался из глубины. Больше Маттису не требовалась твердость. Это были изумительные девушки.

- Все прекрасно,— сказал он.— Когда человек молчит, ниче­го лишнего не говорится.

Ему показалось, что это сказано умно. Девушки согласно кивнули.

Теперь, освободившись от чего-то слишком хрупкого, сложного и запутанного, они смеялись. Ноги их касались воды.