Tarjei Vesaas - Pticy

- Ладно,— сказала Хеге.— Подождем до завтра.

9

Сегодня было сегодня. Маттис кружил возле дома.

Во сне у меня было три сокровища, думал он: ум, сила, лю­бовь.

Я был другой в трех отношениях.

Ясным летним утром он бродил вокруг дома. Хеге, конечно, сидит дома и дуется, потому что он не пошел искать работу, ну и пусть. Новое слишком близко касалось его, было слишком зна­чительным. Свежие ветры и еле уловимые запахи окружали Маттиса.

Три сокровища. Утром они снова исчезли, он не обманывал себя — лишь вспоминал о них, слушая то, что звучало у него под ногами. Словно он нечаянно наступал на клавиши, и музыка, та­ившаяся в земле, начинала звучать, очаровывала и становилась явственной и живой.

Другой в трех отношениях. Но сегодня — это сегодня. Стран­но, что Хеге этого не понимает, подумал он, спускаясь к озеру.

Он остановился на берегу и, словно ребенок, начал бросать в воду камешки. Вода была гладкая как зеркало — рыбачить сегод­ня было бесполезно. Маттис с чистой совестью мог даже не при­касаться к своей утлой лодчонке.

Три сокровища. Они были тут, с ним. Сегодня ночью он сам был другой. Все, о чем он мечтал, родилось в нем по его желанию.

Маттис швырял в воду камни величиной с кулак, глаза у него были затуманенные и пустые.

- Маттис! Обедать! — крикнула с крыльца Хеге.

Добрый женский зов.

Три сокровища дрогнули.

Хеге не требовалось прибавлять: иди скорей! Маттис не за­держивался, когда его звали есть, он быстро взбегал по склону и садился к столу.

- Ешь, пока еда не перевелась,— сказала Хеге, подавая ему тарелку.

Маттис понимал, что ее слова вызваны его отказом искать ра­боту. Она на него сердится.

- Но если человек стал другим в трех отношениях,— сказал он с набитым ртом.

- В каких трех отношениях?

- Это связано с тем, чего ты не должна знать. С девушками и с...

- Ясно.

- Ты никогда не бываешь другой, ты такая, какая есть,— сердито сказал он.— Тебе этого не понять.

- Да,— согласилась Хеге.— Так ты все-таки пойдешь завтра?

Какая она настойчивая и непонятливая, подумал он. Но зато она их кормит.

- Раз сказал, значит, пойду,— ответил он, содрогаясь при мысли о собственной беспомощности рядом с сильными и лов­кими работниками.

Хеге снова взялась за свое вязание. Маттис спросил почти с мольбой:

- Будешь смотреть сегодня тягу? Ты утром обещала.

- Только не сегодня, это чересчур поздно.

- Но ведь ты хотела...

- Мне надо выспаться,— решительно сказала Хеге.

- А если ты больше никогда не проснешься? — упрямо спросил Маттис.— Ведь ты потом будешь очень жалеть.

Хеге вздрогнула. Он не понял, почему его слова так задели ее.

- Сейчас же замолчи!

Он убежал. Она что-то говорила ему вслед, но он, задев о ко­сяк, испуганно выскочил за дверь.

Вечером Маттис сидел на крыльце, сердце и пальцы у него были неспокойны. Хеге все-таки легла спать.

Пришло время, и тяга началась.

Раздался знакомый звук, послышался шум, вальдшнеп махал крыльями как-то беспомощно и резко.

Он летел в мягком ночном воздухе, но крылья его доставали до самого сердца Маттиса. Словно к нему прикасалось что-то мягкое, темное, непонятное. Маттис был до краев полон этим. Мы с вальдшнепом как бы одно, бессвязно думал он.

На радостях он дал обещание: утром я пойду, раз этого хочет Хеге, но только если не будет грозы. Молния есть молния, в гро­зу я никуда не пойду, и она это знает.

Он подождал, чтобы вальдшнеп пролетел второй раз, а потом пошел в комнату, где царили теплые летние сумерки, и лег спать. Но напрасно он надеялся, что вчерашний сон повторится. Он не увидел ничего даже похожего на тот сон — ни рощи, ни девушек.

10

Сухие осины Маттис-и-Хеге тянулись в голубом небе к ут­реннему солнцу. Маттис прошел мимо них. Губы его были крепко сжаты: зачем же вальдшнеп тянул над его домом, если все оста­лось по-старому? Может, надо просто подождать и посмотреть, что будет? Нет, сказала Хеге.

Теперь у него уже не было никакого желания идти работать, не то что ночью, когда его приветствовал вальдшнеп.

Если бы Хеге была другая, она ни за что на свете не отпра­вила бы его в этот бесполезный поход, она поняла бы, что этого делать не следует. Но Хеге никогда не будет другой. Ей этого не нужно. Выходит, так.

Маттис тащился дальше.

Наконец он вышел из леса и перед ним открылся весь посе­лок. И с каждой усадьбой, почти с каждой, у Маттиса было свя­зано воспоминание о какой-нибудь неудаче.

На дороге уже было оживленно. Машины по обыкновению за­гоняли людей в придорожные канавы. Обочины потускнели от пыли.