Но вот по случайному стечению обстоятельств ей предложили работу на телевидении — редактором. Она, на волне тогдашнего благополучия, не задумываясь бросила убогое проектное бюро. И ни разу не пожалела. Телевидение сделало из нее человека. Другого, нового, как говорится, с большой буквы. Прежде всего, ее принимали всерьез и спрашивали по полной, невзирая на хрупкость и полтора с копейками метра росту. А во-вторых, из-за новой работы она решила сменить имя. Ведь Власта Александровна звучит ужасно. Просто Власта тоже не ахти. Остаться Ласточкой невозможно — не в детском саду. Но совсем от нее избавиться жалко…
Пришлось придумать нечто похожее и социально приемлемое: Лара.
Как часто бывает, новое имя привлекло внимание судьбы. Та, словно дремавшая старушка, встрепенулась, всплеснула ручками — «Девчонка-то у меня без призору!» — и, плохо соображая со сна, поторопилась исправить мнимую оплошность — сунула новоиспеченной Ларе дополнительного суженого: Питера из Торонто. Молодой режиссер, он приехал снимать документальный фильм о новой России, родине своих предков. Питер был младше Ласточки на семь лет, выше ее почти на полметра и несказанно красив. Роман вспыхнул классически, с первого взгляда. Ласточка потеряла голову. Если бы кто-то спросил, обращаясь к ней новой — модной, деловой, уверенной: «Лара, не страшно ли вам кидаться с головой в омут?», она бы в ответ гомерически расхохоталась. В омут? Да я лишь об этом мечтаю!
На третий день знакомства она оказалась в его гостинице. Он пригласил ее посидеть в баре, и услужливое сознание Ласточки сказало: мне интересно. Я еще ни разу не была в «Интуристе». Не разговаривала с иностранцем с глазу на глаз, потягивая джин с тоником.
Выпить джина с тоником не пришлось. Дожидаясь заказа у стойки, они с Питером молча смотрели друг на друга — и бокалов, поставленных перед ними, попросту не заметили, потому что синхронно встали, не расцепляясь взглядами, и слепо направились к лифту.
Вдруг стало понятно, зачем секс. Ласточка, гордая амазонка, упоенно закидывала руки за голову, выгибала тонкую спинку и победительно смотрела вниз, на до крови закусившего губу любовника. Чего еще может желать человек? Ради этого властного счастья, ради теплого золота, разливавшегося по телу, ради звенящих звездочек, нежно щекотавших кожу, она была готова на все — ложь, преступление, предательство.
Ласточка являлась домой поздно, шальная, на ходу сбрасывала одежду и плюхалась под бок Протопопову.
— У нас аврал, я без сил, — вяло отпихивалась она и засыпала, едва успев подивиться тому, что он, кажется, верит.
— Выходи за меня, уедем вместе, Лара, — уже через неделю умолял Питер, перед поездкой в Россию прочитавший «Доктора Живаго». — Я теперь без тебя не смогу.
Уехать в Канаду? Красиво. Но… семь лет разницы — не в ту сторону. И у нее, что ни говори, семья. Сын. Протопопов хороший отец, неверный, но надежный и перспективный муж. А Питер — мальчишка. И слишком хорош собой.
Несмотря ни на что, страсть победила рассудок. Однако в день, когда Ласточка собралась объявить Протопопову об уходе, он опередил ее с новостью — сказал, что получил крупную премию и теперь они могут купить квартиру, большую и хоть в самом центре Москвы, отдать сына в платный лицей и поменять машину на иномарку.
Вероятно, и это ничего бы не изменило, если б не одно недавнее Ласточкино знакомство, состоявшееся, как ни странно, из-за Питера. Того вдруг заинтересовал вопрос, почему российская почва столь благодатна для мракобесия. Нигде в мире увлечения разного рода Кашпировскими и Чумаками не приобретают таких грандиозных, можно сказать, государственных масштабов. Питер подошел к проблеме дотошно, начал собирать сведения, беседовать со знающими людьми и сам не заметил, как не то что уверовал в колдовство, но признал существование паранормального. Он делился своими мыслями с Ласточкой, пересказывал ей всякие загадочные истории, а та от влюбленности со всем соглашалась, изумленно растопыривая глаза. В глухую деревушку под Тверью к бабушке Серафиме они поехали вместе.
Серафима была травницей, целительницей, лечила от рака и других тяжелых болезней, в том числе по фотографиям. Про нее говорили: ВИДИТ. Прошлое, будущее, карму. Не всегда, не у всех. Считалось, что если Серафима, глядя на тебя, вдруг прикроет ладонью глаза, а потом, вздохнув, шепнет: «Что-то мне сегодня туда не глядится», значит, плохой ты человек, грешник, и дело твое полный швах. Но еще считалось, что в лоб бабушка плохого никогда не скажет, наоборот, постарается вмешаться в судьбу и где можно ее подправить. Ласточка поехала посмотреть на Серафиму из любопытства, но, чтобы не кататься зря, прихватила фотокарточку матери — той последнее время нездоровилось.
Читать дальше