В общем утверждение, что «Таймс» располнела до нынешнего своего объема исключительно «на диете чистой информации», звучит для нас остротой из популярного раздела «Хотите — верьте, хотите — нет». Но как они ухитряются этот располневший объем продавать за 30 центов, тогда как только бумага и типографская краска, расходуемые на воскресный номер, стоят 32 цента? Как и кем делается груда воскресного чтива? Кто и как потребляет ее?
Легче всего ответить на последний вопрос. Покупатель воскресной «Таймс» обычно ищет ближайшую урну. Он разгрузился бы от части приложений прямо у газетного киоска, но его останавливает надпись: «А вы уже рисковали сегодня уплатой штрафа?»
Итак, приложения, которые неинтересны покупателю, летят в ближайшую металлическую решетчатую корзину для мусора. Оттуда их, возможно, извлечет другой прохожий. Это делают без стеснения даже вполне процветающие господа. Дело еще и в том, что газета, купленная вами рано утром, отличается от своих же дневных выпусков. В них могут появиться несколько новых сообщений. Но стоит ли ради этого снова покупать газету?
Даже редактор не читает «Таймс» от первой строки до последней. Потребители «роются» в груде, терпеливо отыскивая кое-что для себя. Ведь сногсшибательное число страниц в американских газетах — величина мнимая. Солидные издания отдают рекламным объявлениям три четверти своего объема, а в некоторых газетах информация, не связанная с рекламой прямо или косвенно, занимает лишь один процент площади!
Вот и ответ на вопрос, почему продажная цена американских газет в несколько раз ниже их полной себестоимости: разницу оплачивают рекламодатели. Они с лихвой возвратят свое, когда, соблазненные искусительницей-рекламой, читатели отправятся за покупками в магазины.
А о том, кто и как делает воскресный выпуск «Таймса» и шестьдесят страниц обычного будничного номера газеты, я узнал кое-что во время визита в редакцию.
Она помещается недалеко от Таймс-сквера: знаменитая площадь названа именем газеты. Это произошло давно, в начале нынешнего века, когда стоявшие здесь склады топлива и конные дворы для его развозки были уже снесены и посреди довольно-таки невзрачных домов поднялась семнадцатиэтажная башня. Сюда и переехала редакция «Таймса». Башня стоит до сих пор, все знают ее. Но в ней теперь только некоторые второстепенные отделы газеты, а главная редакция занимает целый квартал в переулке поблизости. Там, над главным входом, — американский флаг и почему-то большой голубой флаг ООН.
Так вот, журналисты из «Таймса» пригласили советских коллег ознакомиться с производством. Не было ни речей, ни споров, ни виски: нам показывали, мы смотрели.
Нас встретил и сдержанно приветствовал г-н Гаррисон Солсбери. Он бакалавр искусств, член масонского братства, начинал репортером тридцать пять лет назад, прошел огни, воды и медные трубы. Г-н Солсбери — ответственный за внутреннюю информацию по Соединенным Штатам. В прошлом он не раз бывал у нас в стране. Он знает русский язык достаточно хорошо для того, чтобы прочесть в оригинале статью Михаила Шолохова, в которой писатель публично отчитал его за всяческие домыслы относительно последней части «Поднятой целины».
Я познакомился с г-ном Солсбери в то осеннее утро, когда в Нью-Йорке встречали «Балтику». Худой, остролицый, в рыжем старом плаще, он горбился под проливным дождем среди толпы репортеров, внимательно поглядывая сквозь очки с тонкими золотыми дужками. Потом я увидел эти поблескивающие дужки в глубине машины, стоявшей возле советского представительства — резиденции нашей делегации. Было начало третьего часа ночи. Г-н Солсбери дремал, должно быть, но, когда стукнула дверь, подался вперед. Он ждал: а вдруг ночью произойдет что-либо важное, связанное с пребыванием советских представителей в Нью-Йорке?
Гаррисон Солсбери до сих пор считается специалистом по советским делам; во многих случаях правильнее было бы сказать — по антисоветским. Он служит делу, враждебному нашему. Но служит без лени, без барства: ведь сам коротал ночь в машине, не послал начинающего репортера.
Г-н Солсбери ведет нас на фабрику-кухню, где из информационного сырья и полуфабрикатов готовят острые блюда для читателей.
Главный цех занимает почти целиком один из этажей. С низкого потолка льется мягкий отраженный свет: не нужно настольных ламп, экономится место. Пролеты меж квадратных колонн заняты поставленными почти впритык небольшими металлическими столиками. Есть, впрочем, и общие деревянные столы в форме разогнутой подковы.
Читать дальше