— Фью…фью… фью… фью…
— Фью… фью…
И вскоре Жоан так наловчился, что даже птицы из соседних гнезд слетелись на его свист. Возможно, им по душе был легкий акцент, всегда столь привлекательный у иноземцев.
— Эй, Жоан Трус, — воззвал с вышины дерева Жоан Смельчак, гордясь своими успехами. — Лезь наверх, посвищешь дроздом! Ты и не представляешь, как это приятно! Давай забирайся к нам! Кто знает, может быть, твое призвание — быть птицей… например, совой; ты сможешь тогда нагонять страх на других птиц…
— Но трусишка даже не пикнул.
— Ты все еще спишь или даже сюда, на дерево, тебе боязно влезть? — подзадоривал его Жоан. — Вот посмотри на меня: иной жизни я и не желаю. Несомненно, я рожден, чтобы быть птицей.
И, не думая больше о Жоане Трусе, он издал победный петушиный: клич, закукарекал, заворковал, закаркал, засвистел, заухал, зачирикал, закуковал, беспрестанно взмахивая руками в тщетной надежде, что они каким–то чудом обрастут перьями и превратятся в крылья. И в довершение всего, как истый лакомка и сладкоежка, он с наслаждением стал поглощать изысканные блюда— канареечное семя и синтетических червяков, которыми, смеясь и чирикая, его радушно угощали люди–птицы.
Наконец стемнело. Ночь погрузила землю в черное безмолвие, словно в могилу. Люди–птицы сладкими трелями пожелали друг другу покойной ночи и укрылись в тепле родных гнезд. Жоан Смельчак тоже прикорнул в своем уголке.
Однако с наступлением темноты рыдания ветра, завывания совы, доносившиеся издалека, и рев волшебных зверей разбудили Жоана Труса, волосы сразу же У него встали дыбом, и тишину взорвал истошный призыв:
— На помощь! На помощь!
— В чем дело? — чирикнул почти оворобьяненный Жоан Смельчак. — Что ты опять мне досаждаешь, черт тебя побери? Если тебе страшно, лезь к нам в гнездо.
— Нет… Ты лучше спустись… Иди сюда… погляди… Слезай… спускайся вниз…
— Ладно. Сейчас иду, — сказал Жоан, спрыгивая с дерева. — Ну, в чем дело?
— Уйдем… отсюда… скорее… —запинаясь пробормотал Жоан Трус, вцепившись мертвой хваткой в Жоана Смельчака. — Это место заколдовано.
— Почему ты так думаешь?
— А ты погляди, как шевелится камень. Вон там!
Жоан Смельчак взглянул на то место, куда указывал трепещущий палец его товарища, и заметил, что огромный камень и в самом деле едва заметно передвигается.
— Видишь? — пролепетал Жоан Трус, чьи волосы стали торчком, как иглы У Дикобраза.
— Вижу, хладнокровно подтвердил Жоан Смельчак.
— И что же? Тебе не страшно?
— Ни капли. Во–первых, потому что я Жоан Смельчак. Во–вторых, потому что я дал зарок: скрывать страх на дне души, чтобы не презирать самого себя. В–третьих, потому что этот шагающий камень совсем не пугает меня, а вызывает законное любопытство, — я хочу узнать, почему он не стоит на месте.
— Ради твоего драгоценного здоровья уйдем поскорей отсюда! — пролепетал Жоан Трус.
— Ты с ума сошел! Я отсюда не уйду, пока не раскрою эту тайну. Жоан Смельчак умолк и стал внимательно приглядываться ко всем движениям камня, который — в этом не было сомнения — и взаправду куда–то перемещался.
— Очевидно, этот камень нечто вроде заслонки над входом в какое–то подземелье, — рассуждал он вслух, чтобы подбодрить пугливого Жоана, — и передвигает его какой–то механизм…
Так оно и оказалось, ибо внезапно камень замер на месте, и юноши разглядели дыру в земле, откуда спустя некоторое время вышли какие–то создания людского облика. То были низкорослые, грязные, звероподобные полулюди–полуобезьяны, и спины их сгибались под тяжестью огромных мешков.
— Ах, пришел конец света! — простонал Жоан Трус. — Бежим скорее! Бежим!
— Тише! — прикрикнул на него Жоан Смельчак. — Замолчи! Ведь у них есть уши!
Но жалкие существа — уж очень похожи они были на роботов — даже не заметили наших героев. Они озабочены были лишь своим тяжким делом: они поднимали в птичьи гнезда мешки, и работали молча, неторопливо и усердно.
Минут через пять они спустились с пустыми мешками, один за другим нырнули в узкую щель, а затем камень снова пришел в движение.
— Ты прав. Идем отсюда! — с горечью воскликнул Жоан Смельчак.
— Идем, идем! — обрадовано подхватил Жоан Трус, весь дрожа.
— Ты знаешь, кто эти люди? — угрюмо спросил его Первый Жоан.
— Нет.
— Это рабы, которые заняты унизительным и бессмысленным трудом. Они доставляют еду праздным, погрязшим в лени бездельникам, живущим в уютных гнездах. И в то время как полубоги едят, пьют, целые дни напролет украшают себя цветами и возносят хвалу солнцу, они, как черные невольники, как злосчастные машины, надрываются из последних сил в кромешной мгле.
Читать дальше